Театральные подмостки (СИ)

-- Ничего удивительного. Просто он погиб на фронте в Великую Отечественную. Прошёл всю войну, дошёл до Берлина, но погиб от снайперской пули при штурме рейхстага. Сами понимаете, пережив войну и так много повидав, пишущий человек не может молчать, его святая обязанность рассказать миру об ужасах войны. Сергей Сергеевич и до войны немного писал, но гениальным писателем его сделала Великая Отечественная.

-- Так он же погиб! -- удивился я.

-- Да, но ничего зря не пропадает. Душа всё равно исполнила своё творческое предназначение. Всё сохранила, ни одна мысль не пропала.

-- Не совсем понимаю: душа сама пишет?

-- Конечно. Только не в привычном для нас понимании. Душа не сидит с пером, с ручкой и не стучит по клавишам -- она просто воплощает мысли на бумагу.

-- Как это правильно, -- задумчиво сказал я. -- Значит, ничего не пропадает.

-- Да, смерть не имеет никакого значения. Война может забрать миллионы жизней, но она также порождает идеи и замыслы, даёт невероятное количество документального материала, который важен, необходим для души и, если хотите, для духовной сути Вселенной. Чтобы описать ужасы войны, не нужно ничего придумывать. Надо просто самые потрясающие и трогательные истории переложить на бумагу.

Я с удивлением смотрел на Дионисия: передо мной был уже не тот сумасшедший и юродивый, а серьёзный и мудрый мыслитель.

-- Получается, и от войны польза есть?

Писатель покачал головой и сказал:

-- Да, эта страшная война дала миру много великих писателей. Вот этот весь стеллаж посвящён писателям-фронтовикам. Вы слышали когда-нибудь?.. -- он стал перечислять имена и фамилии авторов, творения которых, по его заверению, вошли в сокровищницу Вселенской литературы.

Я немного растерялся. Всё-таки закончил "Щукинское училище", а там с литературой строго. Уж кого-кого, а знаменитых писателей я всех знаю, многих читал, хоть и не в полной мере. А тут что ни имя, то загадка.

Мы шли вдоль полок с книгами, и не было им конца и края. Я вдруг остановился и спросил:

-- А вы сами о чём пишите?

-- Я? -- Дионисий немного растерялся, помялся и сказал: -- Я изучаю тайны человеческого сознания.

"Как интересно. Вот кто мне нужен!" -- подумал я, а вслух спросил: -- А разве здесь тоже надо открывать какие-то тайны?

-- Ну что вы, разумеется! Бездна непознанного! Сказать правду, я не совсем обычный писатель. Я, скорее, исследователь, документалист, биограф, если хотите.

-- Да? И над чьей биографией вы трудитесь?

-- Сейчас я изучаю сознание Торквемады. Вы слышали о Томасе Торквемаде?

Я кивнул. Великий испанский инквизитор, десятки тысяч людей сжёг на кострах аутодафе. У нас в театре даже спектакль хотели о нём ставить, название пьесы уже и не помню... не "Охота на ведьм", не "Молот ведьм", а как-то по-другому... кажется, "Трон инквизитора". Но что-то не пошло... вроде как далека для русских эта история, многое объяснять надо, комментировать, что в театре не так просто, опять же мрачновато и много негатива -- в общем, бросили и забыли.

Лицо Разумовского стало какое-то суровое и страшное, а глаза гневно заблестели. Он говорил спокойно, но со стальной ноткой в голосе:

-- Вам посчастливилось, Иван Михайлович, что вы не жили в то мрачное время. Торквемада -- само воплощение зла в человеческом обличии, он ещё и цинично прикрывался верой. Но меня не интересует история его жизни. Её свободно может узнать любой, покопавшись в информации его жизни. Мне хочется знать, что с ним происходит сейчас. Как изменилось его сознание в прошествии сотен лет.

Честно скажу, мне стало как-то не по себе. Мы при жизни свято верим, что зло всегда будет наказано, "уж если не на этом свете, так на том". А тут, получается, величайший злодей мира до сих пор существует и является прекрасным объектом для исследований. И где, спрашивается, справедливость?

-- Вот как! Торквемада в раю, что ли? -- с иронией спросил я.

-- Ну, почему сразу "в раю"... -- задумчиво сказал писатель. -- Думаю, скорее, в аду, если горит уже больше пятисот лет.

В ту же секунду в моём воображении вспыхнуло адское пламя, и мне представилась бездна, залитая кипящей лавой, а в ней Великий инквизитор, корчившийся в страшных муках и тщетно взывающий о помощи.

-- Значит, в геенне огненной... -- задумчиво сказал я. -- Хорошо... Но меня одна мысль беспокоит. Я тут встретился с одним человеком -- Власов Владимир Анатольевич, он умер пять лет назад, -- так вот, он говорил, что никакого ада не существует и чертей тоже.

-- Правильно ваш знакомый сказал. Но что касается Торквемады, он действительно горит, горит на своих же кострах инквизиции. И будет гореть ещё очень долго, пока не проживёт жизни всех загубленных им несчастных людей. А потом, может, и по новому кругу или выборочно... Также горят Сантори и другие инквизиторы. Это Вселенский закон жизни: если при жизни ты причинил кому-то зло, после жизни ты должен пройти не через какое-то абстрактное наказание, а через то же самое зло. Вот так, инквизиторы сжигали людей на кострах, обрекая на страшную смерть, а вышло, что сами себя приговаривали к сожжению.