Театральные подмостки (СИ)

Позже я расспросил бабушек из нашего подъезда, и они мне поведали интересные подробности. Оказывается, соседка пять раз была замужем, детей нет. Все её мужья были красавцы, без какого-либо видимого изъяна, а последние двое -- даже моложе. И не сказать, что безвольные, но, странная штука, каждый со временем становился горьким пьяницей.

Меня, конечно, разобрало: в чём секрет этой женщины? Чем она таким приманивает? На какую такую наживку? Казалось бы, бежать надо сломя голову от злой и глумливой особы, но -- поди ж ты! И вообще, как такая женщина стала судьёй? Как ей могли доверить человеческие судьбы?

Ну и решил я во что бы то ни стало эту загадку раскусить. Тут и любопытство, и актёрская гордость примешалась. Актёру не грех и в чужом грязном белье покопаться, дабы извлечь какую-нибудь полезную зернинку для ремесла. Опять же каждый актёр, хоть и подспудно, хочет разгадать секрет покорения зрительских сердец. А соседка моя, как ни крути, о чём-то таком ведает. Словом, придумал я познакомиться с её благоверным, а там уж под сурдинку и под водочку выпытать секрет их совместного счастья. К сожалению -- не успел, ввиду моей скоропостижной кончины.

И вот лежу я в кровати Власова на сцене театра и с отвращением и с тоской думаю о бренности человеческой жизни. Как же всё-таки интересно получилось, что в своей жизни я с соседкой и словом не перекинулся, а теперь она почему-то важна для моей души. А этот Шмахель... Для чего, спрашивается, ткнули меня в эту жизнь? Интересно, каким по счёту мужем был Шмахель? Пятого я знал, -- значит, кто-то из первых четырёх. Выходит, развелись всё-таки или со Шмахелем случилось непоправимое... И тут меня как током ударило. Альбина... А ведь я знал её ещё в далёкой молодости, и тогда мы и правда могли пожениться... Она была на два года старше меня. Однако подурнела прямо-таки на удивление! Из милой и трогательной девушки превратилась в неулыбчивую, инфернальную особу. Наверное, поэтому в соседке я её не узнал.

Аля когда-то была девчонка из соседнего двора. Тринадцать лет где-то минуло с тех пор. В те годы она и впрямь была очень даже симпатичная девушка. Но у неё была та кукольно-смазливая внешность, которая, как правило, с годами быстро блекнет и даже приобретает некую комичность.

Я познакомился с ней, и у нас было два конфетно-букетных свидания. Я строил радужные планы и плавал в мечтах, но у неё вдруг появился богатый и перспективный нувориш -- и она меня очень даже легко и непринуждённо тотчас же отфутболила. Если бы вы знали, как я переживал!

Вскоре она вышла замуж и уехала куда-то. Как впоследствии выяснилось, это было не последнее её замужество. И вот спустя много лет, когда она уже успела нарастить богатую и загадочную биографию, мы совершенно случайно стали соседями. Почему же я не узнал её? Видимо, я бы сразу возомнил, что мне повезло и что судьба хранила меня. Я лежал на кровати Власова, и мне совершенно не хотелось вставать. Несмотря на свой огромный вес, я совсем не чувствовал тела. Абсолютно ничего не болело, и только сердце щемило тоской.

Незаметно уснул, и мне приснилось, что Ксения пришла устраиваться на работу на "Мясокомбинат" вместо той работницы, которую уволили. Подписывая обходную, мясной директор надменно разглядывал её с ног до головы, пускал слюни, раздувая жирные губы. Ксения смотрела испуганно и покорно. В кабинете были ещё какие-то заместители и начальники, и мясной директор, видимо, решил погарцевать.

-- У наших работниц зарплата на девяносто процентов зависит от премии. Как вы сами понимаете, премию ещё нужно заслужить... -- он омерзительно хихикнул, окидывая взглядом присутствующих. -- Но, я думаю, такая красивая девушка за премию может не беспокоиться...

Ксения нахмурилась, побледнела, но ничего не ответила.

Явление 2

Паноптикум гадких жизней

Проснулся, сами понимаете, вне себя от бешенства и омерзения. Сердце яростно колотилось в груди, набивая себе ссадины, синяки и оскомины, и я задыхался, как будто только что пробежал марафон. Кровати Власова уже не было, и я лежал на холодных подмостках. Спокойствие и умиротворение бесследно улетучились, и меня охватило какое-то странное беспокойство, предчувствие чего-то зловещего... Одиночество я стал воспринимать ещё острее, впервые почувствовав всю беспомощность и незащищённость своего положения. Одно радовало: я изрядно похудел и стал таким же, как и прежде.

Не успел я опомниться, как меня закинуло в другую чужую судьбу.

Страшно даже рассказывать... Это оказалась жизнь отпетого уголовника и алкоголика, ну просто не просыхающего, по кичке Графин. Я так и не узнал его настоящее имя. Даже сожительница Неля его "Графинчиком" звала.

Первое моё проникновение, скажем так, в эту жизнь стало для меня... каким-то фарсом, что ли. Всё происходящее я видел глазами этого антабуса Графина.