Б у т о н. Это, сударь...
М о л ь е р. Лжешь, по глазам вижу, что лжешь!
Б у т о н. Сударь, чтобы налгать, нужно хоть что-нибудь сказать. А я еще ничего не произнес. Башмаки я снял, ибо... Гвозди, изволите видеть? Подкованные башмаки, будь они прокляты... так я, изволите ли видеть, громыхал ногами, а они репетировали и от меня двери на ключ заперли.
А р м а н д а
М о л ь е р. Овощи при чем?
Б у т о н. А овощи вообще не участвуют. Ни при чем. Я их с базара принес.
М о л ь е р. Арманда!
Молчание.
Б у т о н
М о л ь е р. Пошел вон.
Бутон исчезает.
Арманда...
А р м а н д а выходит заплаканная.
А ты можешь поклясться?
А р м а н д а. Клянусь.
М о л ь е р. Скажи мне что-нибудь.
А р м а н д а
М о л ь е р. Да, верно. Ужасный срам. Но ведь он, ты знаешь, негодяй, змееныш... ох, порочный, порочный мальчик, и я боюсь за него. Действительно, от отчаяния он начнет шляться по Парижу, а я его ударил... Ох, как неприятно!..
А р м а н д а. Верни Муаррона, верни.
М о л ь е р. Пусть один день походит, а потом я его верну.
Действие третье
Каменный подвал, освещенный трехсвечной люстрой. Стол, покрытый красным сукном, на нем книга и какие-то рукописи. За столом сидят ч л е н ы К а б а л ы С в я щ е н н о г о П и с а н и я в масках; в кресле отдельно, без маски, сидит Ш а р р о н. Дверь открывается, и д в о е в ч е р н о м – люди жуткого вида – вводят М у а р р о н а со связанными руками и с повязкой на глазах. Руки ему развязывают, повязку снимают.
М у а р р о н. Куда меня привели?
Ш а р р о н. Это все равно, сын мой. Ну, повторяй при собрании этих честных братьев свой донос.
Муаррон молчит.
Б р а т С и л а. Ты – немой?
М у а р р о н. Кх... я... святой архиепископ... неясно тогда расслышал и... Я, пожалуй, лучше ничего не буду говорить.
Ш а р р о н. Похоже, сын мой, что ты мне сегодня утром наклеветал на господина Мольера.
Муаррон молчит.
Б р а т С и л а. Отвечай, грациозная дрянь, архиепископу.
Молчание.
Ш а р р о н. С прискорбием вижу я, сын мой, что ты наклеветал.
Б р а т С и л а. Врать вредно, дорогой актер. Придется тебе сесть в тюрьму, красавчик, где ты долго будешь кормить клопов. А делу мы все равно ход дадим.
М у а р р о н
Б р а т С и л а. Не тяни из меня жилы, рассказывай.
Муаррон молчит.
Эй!
Из двери выходят двое, еще более неприятного вида, чем те, которые Муаррона привели.
М у а р р о н. Не надо. Несколько лет тому назад я, мальчишкой, сидел в клавесине у шарлатана.
Б р а т С и л а. Зачем же тебя туда занесло?
М у а р р о н. Я играл на внутренней клавиатуре. Это такой фокус, будто бы самоиграющий клавесин.
Б р а т С и л а. Ну-с?
М у а р р о н. В клавесине... Нет, не могу, святой отец! Я был пьян сегодня утром, я забыл, что я сказал вам...
Б р а т С и л а. В последний раз прошу тебя не останавливаться!
М у а р р о н. И... ночью слышал, как голос сказал, что господин де Мольер... женился не на сестре... Мадлены Бежар... а на ее дочери...
Б р а т С и л а. Так чей же это был голос?
М у а р р о н. Я полагаю, что он мне пригрезился.
Б р а т С и л а. Ну вот, чей пригрезился тебе?
М у а р р о н. Актера Лагранжа.
Ш а р р о н. Ну, довольно, спасибо тебе, друг. Ты честно исполнил свой долг. Не терзайся. Всякий верный подданный короля и сын церкви за честь должен считать донести о преступлении, которое ему известно.
Б р а т С и л а. Он ничего себе малый. Первоначально он мне не понравился, но теперь я вижу, что он добрый католик.
Ш а р р о н
Муаррону завязывают глаза, связывают руки и уводят его.
Так вот, братья, сейчас здесь будет посторонний, и разговаривать с ним я попрошу Брата Верность, потому что мой голос он знает.
В дверь стучат. Шаррон надвигает капюшон на лицо и скрывается в полутьме. Брат Верность идет открывать дверь. Появляется Н е з н а к о м к а в м а с к е и ведет за руку О д н о г л а з о г о. Глаза у того завязаны платком.
О д н о г л а з ы й. Очаровательница, когда же вы наконец разрешите снять повязку? Вы могли бы положиться и на мое слово. Помолись, в вашей квартире пахнет сыростью.