Мама открыла нам дверь, и у меня упало сердце. Все тот же шелковый красный халат. Все та же чужая прическа, холодный взгляд. И судя по ору – голодный Бродяга на кухне. А главное – никакой радости в глазах при виде Алевтины.
– Ты где была всю ночь? Ты кого к нам притащ…
Алевтина бросилась к ней, вскарабкалась на руки и принялась размахивать ладошками над маминой головой. И я, словно наяву, увидела черную кляксу, о которой говорила сестра. Увидела, как Бельчонок отчаянно борется с ней маленькими ручонками, как клякса бледнеет…
У меня потемнело в глазах. Все исчезло, я снова падала в пустоту.
– Алиса! Тебе нехорошо? Девочка моя…
Я открыла глаза. Я лежала в коридоре, а надо мной склонилась мама. Она была все в том же красном халате, но смотрела совсем по-другому, и волосы взъерошенные, длинные, такие родные. И в глазах страх дикий, а вместе с ним и радость…
– Мама! – Я бросилась к ней на шею.
– Господи, девочки, как вы нас напугали! – Мама сгребла нас с Алевтиной в объятия. – Где вы были всю ночь? Ты примчалась вчера вечером, съела бутерброд и умчалась снова. Сказала, что заберешь Бельчонка со двора…
– Я ее как раз и искала. Она просто заблудилась в ботсаду. А потом убрела куда-то… А я подумала, может, уже во двор пришла. Прости, что сразу тебе не сказала вчера. Я так испугалась, что потеряла ее. – Ложь давалась на удивление легко, и пусть это была не совсем ложь, я поклялась себе, что в последний раз лгу маме. – Еле нашла. Вообще в другом конце города! Она сама не знает, как туда попала. Но теперь все в порядке, мама. Теперь все будет хорошо. Мы больше не уйдем. Не плачь.
– Неделю вообще гулять не будете! – выдохнула мама. – Из школы – сразу домой. Ни шагу в сторону. Поняли?
– Ага, – протянули мы с сестрой хором.
– Детдомовские дети иногда убегают, бывает такое… – неуверенно пробормотал папа, возвышаясь над нами.
– Она не детдомовская! Она – наша! – закричала я.
– Конечно, Совенок. Конечно! – Папа сел на пол рядом с нами, было видно, что он и сам моргает совой после бессонной ночи. – Я рад, что ты подружилась с сестрой. Но еще раз так убежишь…
Он покачал головой и погрозил кулаком.
– Мама, что на тебе за халат?
– Папа твой подарил, вчера как раз. Я и вечером в нем была, ты не заметила просто. Господи, я в нем так и бегала вас искать. Не заметила даже. Тебе он не нравится?
– Нет, почему же. Он красивый. Халат – это ерунда. А может, трех дней домашнего ареста хватит?
– Неделя!
– Все равно – ерунда.
Я снова обняла маму, папу и сестру.
Лариса Архангельская
Колыбельная болот
Знакомство с Блэкмором
Автобус ехал по шоссе А-Девятнадцать, петлявшему среди болот и скалистых холмов.
Пейзаж за окнами, обычный для этой части Шотландии, не отличался разнообразием. Но бескрайние вересковые пустоши, переливающиеся цветами от белого до темно-пурпурного, да холмистые дали радовали глаз. Эта часть дороги, по которой сейчас ехал автобус, на карте не значилась, что и не удивительно. Более или менее приличная дорога, которую еще можно было назвать шоссе, закончилась чуть раньше, у городка Даркнесс. Попутные машины – легковые, грузовые и фургоны – где-то растворились в окраинных улочках городка, и сейчас автобус трясся по покрытому мелким гравием, но широкому проселку, завывая на подъемах и облегченно разгоняясь на спусках. Конечным пунктом его маршрута была зона фермерских хозяйств Хайленда.
В автобусе было всего два пассажира: старик-фермер, ехавший на свою ферму и потому спокойно дремавший на заднем сиденье, и молодой человек. Он следил за дорогой, боясь пропустить место, где ему надо будет сойти. Из рюкзака, лежавшего рядом, он достал карту, сверялся с отметками на ней и внимательно смотрел в окно.
Старик-фермер иногда приоткрывал глаза и насмешливо поглядывал на молодого человека из-под видавшей виды шляпы. «Делать тебе нечего, турист», – как бы говорил его взгляд, и это «турист» для старика было равноценно «бездельнику». Особенно его почему-то раздражали рыжие волосы молодого человека, сверкавшие золотом от лучей солнца, попадавших в окно. Но молодой человек ничего этого не замечал.
Вот он увидел впереди справа похожую на нос корабля, погрузившегося кормой в болото, скалу, отмеченную на его карте как «Корабль». Он дал знак, и водитель остановил автобус. Молодой человек обернулся и помахал старику, которому вдруг стало неловко от этого дружелюбного жеста, от доброжелательной улыбки молодого человека и, главное, от синевы его глаз. «Надо же», – подумал фермер и, нахохлившись, надвинул шляпу на глаза.
Кивнув на прощание водителю, молодой человек подхватил рюкзак и вышел. Автобус заурчал и продолжил свой маршрут, завывая на подъемах, и вскоре наступила полная тишина, изредка прерываемая писком какой-то пичуги. Теплый ветер окутал запахом нагретого солнцем цветущего вереска, взлохматил рыжие волосы, а тонкий писк комара напомнил, что лето еще не кончилось.