Теменная кость

Вторая заправленная койка в палате пустовала, но по измятым подушкам и различной посуде на прикроватной тумбочке, можно было догадаться, что второй обитатель палаты на время отлучился.

Пучкин улыбнулся. И от этой неожиданной приветливости почти мертвеца Григорьев вздрогнул.

- Валентиночка! - воскликнул Пучкин вполне живым и ярким голосом молодого человека. - Вы сегодня зачастили ко мне. Вы прекрасны! Я не устану это утверждать до самой последней минуты.

Васильева ответила ему приятной и тёплой улыбкой.

- Спасибо, Василий Андреевич. Как вы себя чувствуете?

- О! - кивнул безнадёжный больной и рассмеялся, растягивая угловатой костью челюсти рот в чёрную дыру с рядами белоснежных зубов. - До сих пор не верю, что это происходит со мной. Честно, Валентиночка! Мне гораздо лучше. Болит немного, - он подтянул к себе огромный живот, - но терпимо.

- Да, я знаю, - ответила доктор. - Потерпите немного. Через часик сделаем укольчик, и вы хорошо поспите ночью.

- Как мне вас благодарить?

- Не стоит, Василий Андреевич. - Она обернулась к Григорьеву. - А я не одна к вам. Привела гостя. Ему очень нужно поговорить с вами.

Пустые невидящие глаза Пучкина пошарили по пространству палаты и остановились на Максиме.

- Я гостям всегда рад! Спасибо, Валентиночка! Вы волшебница!

- Ладно, я пойду. Если понадоблюсь - позовёте. Я буду рядом, - сказала доктор Васильева и вышла из палаты, тихо закрыв за собой дверь.

- А сосед где? - спросил Максим, когда они остались вдвоём.

Пучкин кивнул головой в сторону окна.

- Пошёл на улицу. День сегодня просто превосходный! Весна. Во-он - несколько одуванчиков. Расцвели. Первые. Обещал принести.

Максим стоял посреди палаты и через окно видел больничный двор, успевший за какой-то погожий день зарасти плотным ковром молодой травы, в которой редкими жёлтыми огоньками горели ярче солнца весенние цветы.

- Он курит, - сказал Пучкин, снова кивая головой на окно. - Думает, никто не знает. Но разве её обманешь?

Речь, наверняка, шла о докторе Васильевой.

- Присаживайтесь, - указав кивком на свою кровать, предложил Пучкин. - Чаю хотите? Пристрастился на тюрьме. Раньше этого не понимал, а теперь без крепкого не могу.

Максим осторожно присел на край койки и ответил кивком на предложение угощения. Чай был горячим и очень крепким. Не чифирь тюремный, но крепости в нём было довольно. Горячая терпкость обволокла рот и горло, стянула их. Приятного мало, но хороший способ не обращать внимания на собственные растерянность и неловкость.

- Спасибо, - крякнул Григорьев после первого глотка. - Я к вам по долгу службы.

- Я понял, - снова улыбнулся Пучкин. - Вы новый следователь. Жаль Якушина. Капитан был добрым человеком, но тоже подневольный человек. Цену свободной жизни понимаешь только здесь, - отпустив живот, он погладил одеяло койки. - Не думайте, что жалею о чём-либо. Нисколько! Я должен был сделать то, что сделал. Жаль, что решился на это так поздно. Очень поздно. Вот об этом-то и жалею. Так, что... перед вами сидит нераскаявшийся и закоренелый преступник. Как вас зовут?

- Старший лейтенант Григорьев. Максим Фадеевич. Можно просто Максим.

- Хорошо, Максим. Правда, жалею ещё об одном.

- О чём же?

- О том, что не доживу до суда.

Глаза Пучкина неожиданно обрели зрение и стали пытливо выискивать эмоции на лице собеседника. Под таким взглядом было крайне неуютно. Лгать было бесполезно и невозможно.

- Я не думаю, что об этом действительно стоит сожалеть, - ответил Максим. - Ваша вина доказана полностью. Её меру и ответственность определит суд.

- Я не отрицаю этого. Но мне всё-таки жаль. Это было бы хорошим опытом перед тем, что меня вскоре ожидает. Посмотрел бы со скамьи, как это выглядит. Конечно, людской суд наверняка отличается от Страшного, но подобие какое-то всё-таки наверняка есть. Как вы думаете?

- Не знаю, Василий Андреевич, - признался Максим. - Я не верю во все эти вещи.

- Вы говорите "вещи", - заметил Пучкин. - Слишком материальное определение для понятий. Этим вы отрицаете своё неверие. Противоречие в уверении.

Не находя слов, Максим замотал головой.

- Не переживайте, - неожиданно успокоил его Пучкин. - Я тоже во многое не верю. Например, в случайности. Всё закономерно. Я тоже, как и вы, не верил, и видите, куда это меня привело? Не отрицай я очевидного - всё бы случилось куда раньше и не так трагично. Дожил бы я до суда, отсидел свой срок и оставшуюся жизнь радовался бы тому, как живёт сын: его успехам, печалям, счастью, своим внукам, наконец. Поверьте, так оно бы и было. А я не верил.

- То есть, вы не хотели бы ничего изменить, представься такая возможность?

- Ничего, если бы всё пошло по такому же руслу! Я бы поступил так же! Но намного раньше.

- Жаль, - вздохнул Максим.

Пучкин с пониманием улыбнулся.

- Я же предупреждал: перед вами закоренелый преступник. Раскаиваться мне перед вами не в чём.

- У меня к вам несколько вопросов. А потом, вы можете обратиться ко мне с просьбами и ходатайствами, если таковые имеются.

- Вы добры.

- Это правила процесса.

- Что вы хотите узнать? Я подробно всё рассказал покойным Семченко и Якушину. Общались мы часто.