Темная башня

– Неужели ты так никогда и не повзрослеешь? Разве воинам не твердили все эти годы, что во всем виновата она – это из-за нее погибали их друзья, сами они получали бессчетные раны, и одни только боги знают, что за неприятности их ждут по возвращении домой? Мы разве не повторяли им снова и снова: мы-де воюем, чтобы вернуть Елену? Так как же им теперь не хотеть, чтобы она заплатила за все?

– Правильнее было бы сказать, что они сражались ради меня. Чтобы вернуть мне жену. Видят боги, это правда. И не сыпь мне соль на рану. Если войско решит меня убить, оно в своем праве. Лично я ничего такого не хотел. Я бы куда охотнее отправился под Трою с горсткой моих людей, на свой страх и риск. Даже когда мы сюда прибыли, я попытался решить дело единоборством. Ты знаешь, что так. Но если дойдет до…

– Ну полно, полно, полно, Светловласый. Хватит уже себя обвинять. Мы это уже слышали. И если тебя это утешит, не вижу, почему бы не сказать тебе (теперь, когда все закончилось), что война началась не из-за тебя, как ты, по-видимому, думаешь. Разве ты сам не понимаешь, что Трою надо было прижать к ногтю? Нельзя было допускать, чтобы она так и торчала в воротах к Понту Эвксинскому, облагала податями греческие корабли, топила греческие корабли и взвинчивала цену на зерно. Война была неизбежна.

– Ты хочешь сказать, что я… и Елена… были только предлогом? Если бы я только знал…

– Братец, у тебя все так по-детски просто. Разумеется, я хотел отомстить за твою поруганную честь и за честь Греции. Я был связан клятвами. А еще я знал – да все греческие цари, у которых есть хоть капля мозгов, знали! – что с Троей необходимо покончить. Но то, что в самый нужный момент Парис сбежал с твоей женой, было нежданной удачей – подарком богов.

– Тогда я был бы тебе весьма признателен, если бы ты с самого начала сказал войску правду.

– Мальчик мой, мы сказали воинам ту часть правды, которая была для них важна. Отомстить за похищение и вернуть самую прекрасную женщину на свете – вот такое они поймут, вот за это будут драться. Что толку говорить с ними о торговле зерном? Никогда из тебя полководца не получится.

– Этеоней, плесни и мне, – попросил Светловласый. Он жадно осушил чашу до дна и не проронил ни слова.

– А теперь, – продолжал Агамемнон, – теперь, когда они ее заполучили, они потребуют ее смерти. Небось, захотят, чтоб ей перерезали горло на могиле Ахилла.

– Агамемнон, – вмешался Этеоней. – Не знаю, как поступит Менелай. Но если царицу попытаются убить, все остальные наши спартанцы возьмутся за оружие.

– А я, по-твоему, буду сидеть сложа руки? – ожег его негодующим взглядом Менелай. – Если дело дойдет до боя, я – по-прежнему ваш вождь.

– Все это очень мило, – откликнулся Агамемнон, – но вы оба такие торопыги! Светловласый, я пришел сказать вам, что войско почти наверняка потребует принести Елену в жертву. Я-то ждал, что вы скажете: «Баба с возу», – и тут же ее отдадите. Но тогда мне пришлось бы объяснить вам кое-что еще. Когда воины увидят ее – такой, какая она стала, не думаю, что они поверят, будто это и есть Елена. Здесь-то подлинная опасность и кроется. Все решат, что прекрасную Елену – Елену их грез – вы надежно спрятали. Они посовещаются. И всем скопом набросятся на тебя, не на кого другого.

– Они что, всерьез полагают, что за десять лет девушка ничуть не изменится? – усмехнулся Светловласый.

– Ну, по правде сказать, я и сам малость удивился, когда ее увидел, – признался Агамемнон. – И сдается мне, ты тоже. (Он снова мерзко хохотнул.) – Конечно, мы можем выдать за Елену любую другую пленницу. Тут есть очень даже прехорошенькие. И даже если воины не до конца поверят, то по крайней мере попритихнут; особенно когда поймут, что настоящая Елена недоступна. Так что я вот о чем. Если вы хотите обезопасить и себя, и ваших спартанцев, и женщину, способ только один. Сегодня же ночью по-тихому взойдите на корабли, а я останусь разыгрывать свои карты. Ты мне здесь только помешаешь.

– Я тебе всю жизнь только мешаю.

– Нисколько, нисколько. Я вернусь домой как Градоборец, Покоритель Трои. Ты только представь себе, каково будет расти Оресту с такой поддержкой! Только подумай, каких мужей я смогу раздобыть для своих девочек! Бедняжке Клитемнестре тоже понравится. Эх, и заживу!

4

Я всего-то навсего хочу справедливости. И еще – чтоб меня оставили в покое. С самого начала, с того самого дня, как я взял в жены Елену, и вплоть до сего мгновения разве я причинил зло хоть кому-нибудь? Я имел полное право на ней жениться. Тиндарей отдал ее мне. И даже саму девушку спросил, и она нимало не возражала. А после того, как я стал ее мужем, что такого она могла бы поставить мне в вину? Я в жизни ее не ударил. И бранить не бранил. А если и переспал со служанкой-другой, то пару раз, не больше, а ведь разумная женщина по такому поводу шум поднимать не будет! Разве я отобрал у нее ребенка, чтобы принести в жертву богам штормов? А вот Агамемнон именно так и поступает, и жена у него верная и послушная.