– Вот что, – начал Этеоней, – тебе нелишне кое-что узнать. Прошлой ночью, когда Агатокл привел сюда всех женщин, нашу долю военной добычи, он их всех запер в большом сарае, где мы лошадей держали. А лошадей привязал снаружи – сейчас это вполне безопасно. Но вот царице отвел отдельный шатер, сразу за этим.
– Царице, вот как? И долго ли, по-твоему, она пробудет царицей? Я никаких приказов не отдавал. Я еще ничего не решил для себя.
– Ты – нет, но люди для себя все решили.
– Ты о чем?
– Все называют ее царицей, не иначе. А еще – дочерью Зевса. И, проходя мимо ее шатра, воздают ей почести.
– Да будь я…
– Менелай, послушай. Забудь о своем гневе раз и навсегда. Ты просто не можешь обращаться с ней иначе чем со своей царицей. Люди этого не потерпят.
– Но, клянусь вратами Аида, я-то думал, все войско жаждет ее крови! После всего того, что нам пришлось из-за нее вынести.
– Войско в целом – да. Но не наши спартанцы. Для них она по-прежнему царица.
– Что? Эта увядшая, обрюзгшая старая карга? Брошенная Парисова шлюха – и одним богам ведомо, чья еще? Они что, спятили? Что им до Елены? Или все позабыли, что я – ее муж и ее царь, и их царь тоже, будь они прокляты?
– Если ты ждешь от меня ответа, мне придется сказать кое-что такое, что тебе не понравится.
– Говори что хочешь.
– Ты сказал, ты ее муж и их царь. А они скажут, что ты их царь только потому, что ты – ее муж. Ты – не из царского рода Спарты. Ты стал их царем, взяв ее в жены. Твой царский сан зиждется на ее царицыном сане.
Светловласый схватил пустые ножны и три-четыре раза яростно ударил по воздуху, пытаясь прихлопнуть осу, что вилась над каплей пролитого вина.
– Проклятая, проклятая тварь! – заорал он. – Неужто я даже тебя убить не могу? Может, ты тоже свята и неприкосновенна? Может, Этеоней перережет мне глотку, если я тебя пришибу? Вот тебе! Вот!
По осе он так и не попал. И снова сел – пот лил с него ручьем.
– Я знал, что тебе не понравится, – промолвил Этеоней, – но…
– Это меня оса из себя вывела, – объяснил Светловласый. – Или ты думаешь, я такой дурак, что не знаю, как мне достался трон? Думаешь, меня
Этеоней промолчал.
– Ты хочешь сказать, они
– Прежде вопрос не стоял. Да и с какой бы стати? Но они ни на миг не забывали о том, что она – дочь верховного бога.
– А ты в это веришь?
– Пока я не узнаю, что именно богам угодно услышать, я буду держать язык за зубами.
– А тогда, – заявил Светловласый, снова замахиваясь на осу, – я так скажу. Если она в самом деле дочь Зевса, значит, она не дочь Тиндарея. И ничуть не ближе к царскому роду, чем я.
– Наверное, они считают Зевса царем более великим, нежели ты или Тиндарей.
– И ты тоже так считаешь, – усмехнулся Светловласый.
– Да, – кивнул Этеоней. И добавил: – Я должен был высказаться начистоту, Атрид. Речь идет о моей жизни, равно как и твоей. Если ты настроишь против себя наших людей, ты отлично знаешь, что я стану сражаться с тобой спиной к спине, и они перережут тебе глотку не раньше, чем покончат со мной.
Снаружи послышалось пение – громкий, гулкий, счастливый голос, голос доброго дядюшки. Дверь распахнулась. На пороге стоял Агамемнон. Он был в парадных доспехах из отполированной бронзы, за плечами развевался алый плащ, борода блестела от ароматного масла. Рядом с ним те двое смотрелись нищими оборвышами. Этеоней встал и поклонился повелителю мужей. Светловласый кивнул брату.
– Ну, Светловласый, как дела? – вопросил Агамемнон. – Пошли-ка оруженосца за вином. – Он переступил порог и взъерошил брату волосы, словно ребенку. – Как жизнь? Непохож ты на градоборца. Никак, взгрустнул? Разве победа не за нами? Разве мы не отвоевали твой трофей, а? – Он сдавленно фыркнул, богатырская грудь так и заходила ходуном.
– И что тебя так насмешило? – осведомился Светловласый.
– А, вот и вино, – промолвил Агамемнон, принимая чашу из рук Этеонея. Пил он долго; наконец, отставив чашу, он вытер влажные усы и заявил: – Не удивляюсь, братец, что ты скуксился. Видел я этот наш трофей. Заглянул тут в ее хижину. Боги! – Он запрокинул голову и расхохотался от души.
– Не думаю, что нам с тобой так уж нужно обсуждать мою жену, – отрезал Светловласый.
– Еще как нужно, – возразил Агамемнон. – Если на то пошло, лучше бы мы ее обсудили до того, как ты женился. Я бы дал тебе совет-другой. Ты не умеешь обращаться с женщинами. Когда мужик умеет, то – никаких проблем. Вот посмотри на меня. Ты когда-нибудь слыхал, чтоб у меня были проблемы с Клитемнестрой? Она ж не дура, соображает, что почем.
– Ты вроде хотел поговорить сейчас, а не много лет назад.
– Так я к тому и веду. Вопрос в том, что с нашей красоткой делать. И, кстати, ты-то сам чего хочешь?
– Я еще не решил. В конце концов, это мое дело.
– Не совсем так. Потому что войско-то все для себя уже решило, знаешь ли.
– А войско тут при чем?