Много часов спустя он с криком проснулся – ногу свело. Тут же под подбородок ему просунулась чья-то рука и с силой закрыла рот – аж зубы клацнули.
– Тише. Слушайте, – раздались голоса.
Снаружи наконец-то послышался шум: из-под пола донеслось легкое постукивание. Зевс, о Зевс, пусть это будет взаправду, не во сне. Вот, снова: пять ударов, снова пять и два, в точности как условлено. Темнота вокруг кишмя кишела локтями и костяшками пальцев. Все разом зашевелились.
– Отойдите, – сказал кто-то. – Дайте нам место.
С душераздирающим скрипом откинулся люк. У ног Светловласого разверзся квадрат тьмы, но не настолько густо-черной; по контрасту прямо-таки квадрат света. Радость от того, что он снова видит – видит хоть что-то, все равно что, и жадными глотками пьет чистый, прохладный воздух, на мгновение вытеснила все прочие мысли. Рядом кто-то спускал в отверстие веревку.
– Ну же, давай, – прошептал ему на ухо чей-то голос.
Светловласый попытался было – и тут же сдался.
– Ноги одеревенели, пусть сперва отойдут, – сказал он.
– Тогда отвали с дороги, – рявкнул голос.
Грузный здоровяк протолкался вперед, перехватывая руками, проворно сполз по веревке и исчез из виду. За ним – еще один, и еще. Светловласый остался едва ли не последним.
Наконец все выстроились у ног гигантского деревянного коня, под звездным небом, дыша полной грудью, разминая руки-ноги и чуть поеживаясь на стылом ночном ветру, что гулял по узким улицам Трои.
2
– Спокойно, ребята, – произнес Светловласый Менелай. – Внутрь пока не заходите. Сперва отдышитесь. – И, понизив голос, добавил: – Этеоней, встань в дверях и не пускай их. А то сразу бросятся грабить.
С тех пор, как воины выбрались из нутра деревянного коня, прошло меньше двух часов, и все сложилось как нельзя более удачно. Они без труда нашли Скейские ворота. Ведь когда ты уже внутри городских стен, любой безоружный враг – это либо проводник, либо покойник, и большинство предпочитают первое. Разумеется, у ворот дежурили стражники, но с ними покончили быстро и, что еще лучше, почти бесшумно. Не прошло и двадцати минут, как ворота были открыты и внутрь хлынула основная армия. Серьезных столкновений вообще не случилось, пока не добрались до крепости. Там-то и довелось малость подраться, но Светловласый и его спартанцы почти не пострадали, потому что Агамемнон настоял на том, чтобы возглавить авангард. Светловласый подумал было про себя, что, с учетом всех обстоятельств, это место должно бы по праву принадлежать ему, ведь вся эта война в каком-то смысле
Крылечко выводило на каменную площадку, обнесенную невысокой, по грудь, оградой. Опершись о нее локтем, Светловласый поглядел вниз. Звезд он уже не видел. Троя горела. Буйные языки пламени, гудящие гривы и бороды огня и клубы дыма затмевали небо. Равнину за городом от края до края подсвечивало зарево; можно было разглядеть даже знакомое осточертевшее взморье и бесконечный ряд кораблей. Слава богам, скоро они со всем этим распрощаются!
Пока шло сражение, он ни разу не подумал о Елене и был счастлив; он снова ощущал себя царем и воином, и каждое его решение оказывалось правильным. Пот высох, в горле саднило от жажды, и ныла царапина над коленом, но сладость победы понемногу давала о себе знать. Агамемнона, конечно же, назовут Градоборцем[192]
. Но Светловласый полагал, что, когда эта история перейдет в ведение певцов-аэдов, в центре нее окажется он сам. В песне речь пойдет о том, как Менелай, царь спартанский, отбил у варваров самую прекрасную женщину мира. Он пока еще не решил, примет ли ее обратно к себе на ложе или нет, но убивать ее он точно не станет. Как можно уничтожить такой ценный трофей?Он поежился – и осознал, что воинам, надо думать, холодно и что некоторые того гляди падут духом. Он протолкался сквозь толпу и поднялся вверх по низким ступеням, туда, где стоял Этеоней.
– Я встану здесь, – заявил он. – А ты иди сзади и подгоняй их. – Он возвысил голос. – А теперь, друзья, – воскликнул он, – заходим. Держитесь ближе друг к другу, глядите в оба. Возможно, предстоит зачистка. Не исключено, что в каком-нибудь коридоре впереди затаились враги.
Он повел своих людей в темноту, мимо толстенных колонн, и, пройдя всего-то несколько шагов, вышел в небольшой дворик под открытым небом – на мгновение он ярко осветился – в пригороде над рухнувшим домом взметнулось пламя, – и снова сомкнулась почти непроглядная тьма. Это был явно рабский квартал. В одном углу цепная собака, встав на задние лапы, с самозабвенной ненавистью облаивала чужаков; тут и там громоздились горы мусора. И вдруг…
– Ага, вот вы где? – воскликнул Светловласый.