– Думаю, мы все очень расстроены и устали, но, может, мы попробуем быть добрее друг к другу? Никого из присутствующих нельзя винить в случившемся сегодня, – говорю я, и это вроде действует.
– Извини, – говорит Роуз. – Я знаю, тебе страшно, Лили. Нам всем страшно, но тебе, наверное, еще хуже после произошедшего с Трикси.
– Вы же говорили, я просто потеряла сознание в коридоре? – спрашивает Трикси.
– Верно, – отвечает Роуз, осознавая свою ошибку. – Но это нас напугало, особенно твою маму. Нам просто нужно подождать еще немного, а потом мы можем уехать.
Роуз снова поглядывает на часы. Она часто это делала с момента прибытия сюда. И это Роуз сказала, что лодка Конора пропала, что веревку отрезали. Она единственная, кто выходил из дома – насколько мне известно – и что, если она ее и перерезала? Я пытаюсь перестать предполагать худшее о присутствующих, но невозможно знать, кому верить. Я уверена, они заняты тем же.
– Почему здесь всегда так холодно? – Трикси поеживается.
– Я подкину полено в костер, – говорит Лили, подходя к камину. Она смотрит в корзину с дровами, и мне кажется, она боится сломать один из наманикюренных ногтей. – Там еще одна, – шепчет она, не двигаясь.
– Еще одна что? – спрашивает Конор, подходя к ней. Он медленно наклоняется и достает еще одну кассету из корзины. – Раньше ее здесь не было, я бы заметил, – говорит он, оглядывая остальных.
– Что на ней написано? – спрашивает Роуз.
Конор поднимает кассету, чтобы всем были видны буквы на обложке:
«ЗАМЕТЬТЕ МЕНЯ»
– Я голосую за то, чтобы ее сжечь… – говорит Лили.
– Нет! – перебивает Роуз. – Что, если эта запись даст нам понять, что здесь происходит? Что, если мы никогда не узнаем правду, если не посмотрим?
– Ты говорила это же в прошлый раз, – отвечает Лили. – Разве ты не понимаешь? Кто-то пытается влезть нам в головы, и подыгрывая, мы делаем только хуже.
– Я хочу посмотреть. Мне интересно видеть вас в молодости, – говорит Трикси.
– Я сказала нет! – срывается Лили, а Трикси глядит на нее.
– Это не
– Я тоже думаю, что нам нужно посмотреть, – говорит Роуз. – Я хочу понять, в чем дело, и чем еще нам заняться?
Лили оглядывает комнату, ожидая, чтобы кто-то встал на ее сторону, но этого не случается.
– Ладно, – говорит она. – Делайте что хотите, как всегда.
Конор вставляет кассету в проигрыватель, берет пульт и садится рядом с Роуз в дальней части комнаты. Я сижу на полу рядом с Поппинс, прямо как когда она была еще щенком. С собаками намного спокойнее, чем с людьми.
Домашнее видео начинается с изображения сада Нэнси позади Сигласса. Похоже на лето, цветы более впечатляющие, чем я помню. Я незаметно оглядываюсь через плечо и вижу, что Трикси с Лили смотрят на экран. Но Роуз с Конором теперь сидят очень близко друг к другу. Они шепчутся – наверное, чтобы не слышала Трикси – но я могу разобрать несколько слов.
– Если бы это был детектив, убийцей был бы наименее вероятный подозреваемый, – говорит Конор.
Я поворачиваюсь к телевизору и притворяюсь, что не слышу их.
– Ты же не думаешь, что Дейзи… – шепчет Роуз.
– Нет. Это безумие, – отвечает Конор и меня охватывает странное облегчение, сопровождаемое волной гнева. Звук разбивающихся волн становится громче в моей голове, вместе с тиканьем часов в коридоре. То, что у меня сломанное сердце, не значит, что я не могу разбить чье-то еще.
Двадцать семь
Погода в Сиглассе всегда была непредсказуемой, особенно летом. Бухта Блексэнд словно имела свой микроклимат, совершенно не сочетающийся с сезонами. Но моя семья была хорошими британцами и в дождь, и в солнце. Если на календаре значилось лето, мы играли снаружи в футболках и шортах, даже если шел снег.
Запись на древнем телевизоре доказывает, что солнце в Сиглассе все же иногда светило. Подрагивающий кадр показывает голубое небо над цветущим садом, самодельную сцену, на которой вверх ногами покоится голубая лодка, и стулья на газоне. Нэнси появляется на пороге задней двери дома, выглядя потрясающе в белой блузке, юбке с ремнем и шелковом шарфе, совсем как Одри Хепберн в «Римских каникулах». Она улыбается. Широко. Это странное зрелище. Камера пододвигается ближе, а затем резко скрывается за большим растением. Кто бы ее ни держал, шпионит за нашей матерью.
Возле нее на крыльце появляется мужчина. Он тоже улыбается. Сначала я думаю, что это мой отец. Но когда кадр приближается, я понимаю, что это не так. Это отец Конора. Мистер Кеннеди помог Нэнси полностью переделать сад за Сиглассом, изменить, что уже было и посадить новые цветы и красивую магнолию. Она обожала это дерево и часто сидела на скамье под ним. Бабушка говорила, это символ того, чего могут достичь дружба и надежда, и как помощь другим может осчастливить тебя самого. Нэнси с отцом Конора сели рядом, пододвинув стулья немного ближе друг к другу на газоне. Думаю, к тому времени они были «друзьями» около года.