Благодаря помощи леди Ротермир — разведенной жены газетного барона лорда Ротермира и восторженной читательницы бестселлера, написанного Успенским, книги по метафизике, «Tertium Organum
» [11] — Успенский избежал участи эмигрантов из революционной России, которые бедствовали в Константинополе. В 1921 году он прибыл в Лондон, став «интеллектуальной изюминкой месяца». Среди прочих светил литературы, посетивших лекции Успенского в салоне леди Ротермир в Сент-Джонс Вуд, был и Блэквуд. Но, хотя Блэквуд придерживался высокого мнения о «Tertium Organum», сам Успенский произвел на него гораздо более слабое впечатление, его лекции Блэквуд нашел скучными. Когда Блэквуд сказал об этом Успенскому, тот предложил ему отправиться во Францию и поработать непосредственно с Гурджиевым, первоисточником идей, который в ту пору обосновался вг Шато-де-Приере вблизи Фонтенбло. Блэквуд последовал совету Успенского и следующие два года усердно посещал Гурджиевский Институт Гармонического Развития Человека. Он был не единственным представителем мира литературы: среди прочих гостей института были Синклер Льюис, А.Р. Орэдж — который после Успенского стал правой рукой Гурджиева — и, примечательно, Кэтрин Мэнсфилд, которая умерла в институте в 1922 году. В конце концов, Блэквуд пресытился и Гурджиевым. Во время своего последнего визита, послушав, как Гурджиев читает вслух свои объемистые «Рассказы Вельзевула своему внуку» (1950), он назвал их упражнением в «мегаломании», которая заставляет слушателя заподозрить «паранойю».Однако идеи Гурджиева и Успенского вошли в его творчество, что наиболее заметно в одном из поздних сборников рассказов «Потрясения» (1935). В работах Гурджиева «потрясения» — технический термин, означающий определенные воздействия, которые помогают «проснуться». «Просыпание» является основной целью учения Гурджиева, и мысль о том, что мы на самом деле не находимся в состоянии истинного бодрствования, возникает во многих рассказах Блэквуда. В «Случае с Пикес-таффом» («Языки пламени» 1924) учитель высшей математики и его ученик путешествуют в четвертое измерение, сталкиваясь но дороге с различными трудностями. «Я проснулся в четыре часа, — пишет один другому. — Через десять минут — вы предупреждали меня, что такое может случиться — я проснулся во второй раз. Изменение самочувствия во второй раз
было таким же существенным, как во время перехода от сна к бодрствованию… Но я не мог оставаться бодрствующим…» В романе «Где-то в другом месте и иначе» — самой длительной экскурсии Блэквуда в высшее пространство — он говорит о страхе как о «негативной эмоции» (еще одно прямое заимствование термина у Гурджиева). Мэнтрейверс, главный герой книги, проводит одно мгновение в четвертом измерении, но оно соответствует четырем годам в линейном времени. Когда главный герой внезапно возвращается, он остро ощущает ограничения обычной жизни. «Я в клетке, глупой, бесполезной клетке! — кричит он. — Это время построило её, это ваше детское линейное время, время, выпрямленное в одну линию. В таком ограниченном состоянии оно даже не бодрствует, только банальный сон, почти смерть…» Коллегой Мэнтрейверса по высшим сферам является доктор Вронский, известный своими экспериментами с «железами, гипнозом, йогой» — обо всем этом писал Успенский. А позднее, когда рассказчик обнаруживает себя в немецком лагере для военнопленных, он встречает русского профессора, рассказывающего о различных измерениях времени… В рассказе «Потрясения», который дал название всему сборнику, молодой поэт получает загадочное наследство в пять тысяч фунтов в год. «Потрясения, — говорит поэт, — как взрывы, вырывают человека из привычной колеи. Я добровольно отдал бы мои последние десять лет рутинной жизни — кристаллизованной — за блаженные потрясения этого одного, короткого, маленького часа». Наряду с «потрясениями», «кристаллизация» — еще один из терминов Гурджиева, обозначающий сознание, почти безнадежно погруженное в «сон», хотя собственные потрясения Гурджиева обычно принимали менее приятную форму.Лорд Дансени
В 1905 году на книжных прилавках Лондона появился странный маленький том. Напечатанная в издательстве Элкина Мэтьюса на средства автора, книга называлась «Боги Пеганы». На её страницах, изящно иллюстрированных художником Сидни Саймом, читатель знакомился с до тех пор совершенно неизвестным пантеоном. Мана-Йоод-Сашаи, Манг, Сиш, Скарл, Рун, Слид и другие причудливые, незнакомые имена возникали из звучных, библейских фраз. Наполненный архаической, сжатой прозой их гремящий, ритмичный поток оказывал необычайное, сказочное действие. Полузабытые воспоминания о древних землях и потерянных мирах, загадочных богах и вечных богинях, всплывающие из звонкого, ароматного языка, — воздействие £ниги напоминало эффект дозы опиума. Но было что-то ещё — меланхолия, усталость от мира, даже пессимизм.