Темная сторона Хюгге

Вдруг я увидел, насколько ты еще юная. На твоем лице было обиженное и наивно-доверчивое выражение, наверное, его придавали слегка опущенные уголки губ или глаза, огромные и ясные. Но и ершистость в тебе тоже была, в том, как ты не опускала глаза, встречаясь со мной взглядом.

– Ну же, скажи мне.

Я улыбнулся.

– Эх, это не так просто объяснить. Наверное, мне это нужно. Видимо, мне нравится смотреть вверх, на деревья.

Ты сказала:

– Ты и твои деревья. И у тебя был при этом едва ли не печальный вид.

И вдруг, с внезапной решимостью, остро чувствуя, что я взрослый и обязан успокоить тебя, я сказал:

– Дай мне руку.

Ты посмотрела на меня испуганно, твои губы разжались, как будто ты хотела что-то сказать, ты какое-то время колебалась, но потом положила свою белую ладонь в мою, и я обхватил ее пальцами, спрятав в своей руке.

Мы смотрели друг на друга, тучи уже, видимо, собрались над нами, потому что потемнело, порыв ветра сдул бумажные салфетки на гравий дорожки. Я нежно провел пальцем по тыльной стороне твоей ладони. Ты все еще выглядела испуганной, но не отнимала руки, и я почувствовал, что постепенно твое напряжение стало спадать.

– У тебя был такой счастливый вид тогда, во вторник, – сказал я и почти шепотом добавил: – Я никак не мог забыть твое лицо.

На следующий день мы встретились снова. Мы почти что налетели друг на друга, когда ты вышла на тропинку, ведущую вдоль клумб с многолетними растениями. День был красивым. Светило солнце, и свет этот был мягким и в то же самое время ослепительно ярким. Мы спустились к озеру. Ивы отражались в мутной зеленой воде. Несколько лысух скользнули под мостик. По высоким стеблям ситника пробежал шелест. Мы немного постояли на берегу. Я вспоминал, каково это было – касаться твоей кожи. Я едва осмеливался взглянуть на тебя, совершенно не знал, что сказать. Ты осторожно положила руку мне на плечо и спросила, не посмотреть ли нам на тропические растения.

Мы вошли во влажное тепло оранжереи. Ты сняла шапку и расстегнула пальто. Мы долго стояли перед растениями-хищниками, питающимися мясом, и смотрели на них. Ты сказала: «Вот это – непентес. Он заманивает насекомых в свой клейкий кувшин». Я толкнул тяжелый цветок, и он закачался вперед-назад. Ты засмеялась. Потом ты заметила бабочку, сидевшую на толстом, темно-зеленом листе. Она сводила и разводила крылья. Миниатюрные капельки пота выступили на твоей верхней губе. Мы стояли так близко друг к другу, что наши плечи соприкасались. Вода мягко капала с пальм у нас над головами. Я едва было не прильнул к тебе. Но тут ты сделала несколько шагов в сторону и присела на корточки перед каким-то вьющимся растением. Ты внимательно рассматривала нижнюю сторону его листа. Потом подняла на меня глаза, и у тебя были такие взгляд и улыбка, что я никак не мог понять, что они значат. В твоих глазах плясали искорки. Таким мне запомнился твой взгляд. Когда мы снова вышли на улицу, там было очень холодно. Ты застегнула пальто и зашагала прочь от оранжереи. Нашла скамейку на солнце. Мы сидели на ней по меньшей мере минут десять, не сказав ни слова. Ты откинулась на спинку и закрыла глаза. Я почти уверен в том, что ты чуточку придвинулась ко мне, я ощутил, как твой локоть прижался к моему; я затаил дыхание, но ты вдруг открыла глаза и поднялась. Сказала, что тебе пора идти; ты и так уже порядком опаздываешь.

 В ту ночь я проснулся в слезах, весь в поту. Мне снилось, что ураган за одну-единственную ночь оборвал листья со всех деревьев во всем мире. Я был в отчаянии. Голые черные стволы и дрожащая в воздухе тишина. Я плакал, потому что был одинок, и я словно впервые это понял сейчас. И мне стало стыдно. С чего мне взбрело в голову, что мое общество было тебе приятно? В зеркале я увидел жалкое создание, небритое, сильно облысевшее, с сединой в волосах; потерявшие ясность, красные глаза и опустевший взгляд. Я не мог успокоиться и сдержать рыдания. Весь следующий день я не вставал с постели. Наступила пятница, я чувствовал слабость и жар. Кое-как ковыляя, я спустился на улицу купить что-нибудь поесть. Только во вторник я вернулся в ботанический сад. Но я не мог подойти к своему серебристому клену, он не подпускал меня к себе. Или все было наоборот? Дерево молчало. Я чувствовал, что потерял самоуважение. Так я стоял и смотрел на него, не отводя глаз, и руки безвольно висели у меня вдоль туловища, я смотрел на дерево, на желтые и светло-зеленые листья у его корней, с дрожью в ногах, в пальто, которое было мне слишком велико, и в этот момент ты остановилась у меня за спиной, какое-то время тихо стояла, я отчетливо ощущал на себе твой взгляд, потом я увидел, как ты развернулась, видел твою спину, видел, как ты удалялась быстрым шагом. Я ни в коем случае не могу винить тебя в том, что ты решила избежать этой встречи. Я бы и сам так поступил на твоем месте.