Темная сторона Хюгге

В сером свете сад внезапно показался неуютным. Я вдруг понял, что ничто больше не цветет. Полураскрывшиеся бутоны роз стали коричневыми по краям, зачахли и съежились. Они уже никогда не распустятся. Со скамейки под навесом мне было видно широкую лестницу, ведущую к оранжерее. Мне показалось, что я заметил тебя, там, наверху, ты стояла, положив руку на перила, как будто спускалась вниз, может быть, ты уже поставила ногу на первую ступеньку. Я отвел взгляд, а когда вскоре снова стал искать тебя взглядом, наверху уже никого не было.

Дни стали темнее, дождливее, холоднее. Меня словно поставили на паузу. Приступы не прекращались. Я просыпался среди ночи с галопирующим сердцем, объятый ужасом, уверенный в том, что мой конец близок. Или сидел на краю кровати в полумраке, лихорадочно пытаясь нащупать пульс, не сомневаясь в том, что я уже мертв, что, таким образом, никакого освобождения не существует, что вечность уже здесь, на земле, в этой влажной квартире, и я фантазировал, что последний миг жизни человека как раз и становится вечностью, в момент смерти. Как если бы молния материализовалась в осколок стекла. И все же не совсем так, потому что я представлял себе вечность как живую картину – как ленту конвейера, вечное повторение, тюрьму со стенами из остановленного времени. И вскоре я уже не мог избавиться от мысли, что мне тогда нужно позаботиться о том, чтобы умереть счастливым, лучше всего пребывая в состоянии душевной и физической гармонии; пустой гармонии. Эти мысли заставляли меня онанировать каждый раз, когда страх нападал на меня. Или пытаться это сделать. Я представлял себе, что секунды, которые следуют сразу же за оргазмом, будут оптимальны, если смотреть на них как на вечность. Но слишком часто бывало так, что я сидел с обвисшим членом в руке и боролся за глоток воздуха. Слишком часто я плакал. Началась зима, из окна я мог смотреть на заснеженные крыши, мне было слышно, как гул транспорта становится все более приглушенным и далеким. Мне снились твои пружинящие шаги. Твоя рука, описывающая полукруг в воздухе.

Только в последних числах января я отважился пойти прогуляться в сад. Навалило много снега. Миниатюрные бусинки льда сверкали на ветках и сухих стеблях. Несколько синиц с явной охотой клевали замерзшие райские яблочки. Тощая кошка перебежала через тропинку. От ясного воздуха мне стало лучше. Я выкапывал камешки гравия из-под снега. Пальцами гонял и перебирал их в кармане. Я подходил все ближе к своему серебристому клену. Он был так красив. Толстый слой снега, лежавший на ветках, сверкал на солнце. Я протянул руку и осторожно погладил ствол. Прижался щекой к коре. Прильнул к дереву пахом. Слезы навернулись у меня на глаза. И я понял, что ты ушла. Я принял это. Словно вдруг успокоившись и смирившись с твоим уходом. Даже, может быть, почувствовал смутную возможность начать все заново в своей жизни. Как бы то ни было, я вернулся сюда, в сад, к своему дереву, я с облегчением соскользнул в глубокий снег, ел его и умывал им лицо.

Но ты не ушла. Три недели спустя я шел за тобой по тропинкам сада. Странное преследование. Ты, полная энергии и устремленности, продвигалась вперед уверенно и решительно, я, выписывая неуверенные зигзаги у тебя за спиной, прятался за кустами и стволами деревьев, потом пустился бегом и, задыхаясь, скрючился за красным сарайчиком с садовым инвентарем, когда ты внезапно остановилась и развернулась, чтобы сесть на скамейку. Достала из сумочки пачку сигарет. Ты сняла перчатки, и мне было видно твои руки. Ногти ты покрыла синим лаком. Потом ты подняла лицо навстречу солнечным лучам. Большие черные солнцезащитные очки скрывали твои глаза. Было заметно, что ты изменилась. Я видел, с какой уверенностью ты вбирала дым в легкие глубокими затяжками, как ты играла с маленьким красным телефоном, видел, как ты слегка улыбнулась, когда тебе, видимо, пришло сообщение. Ты закинула ногу на ногу, пропустила пряди волос между пальцами, подняла очки на лоб – и потом вдруг посмотрела мне прямо в глаза. Я не сдавался, пытаясь выдержать твой взгляд. Ты отбросила сигарету и продолжала смотреть, и я не отвел глаза. Я не отвел, и ты не отвела. В твоем взгляде были злость и вызов. Потом я все-таки потупился. Мои следы были глубокими дырками в снегу. Ты уже встала со скамейки и стремительно приближалась ко мне.

Я чувствовал твой запах. На твоих губах была темно-красная помада. Крошечный камушек сверкал у тебя в носу. Ты была совсем рядом. Ты заговорила со мной негромко, даже почти мягко:

– Где ты был? Где ты был все это время?

Я ничего тебе не ответил.

В ее голосе зазвучало обвинение:

– Где ты был?

Под конец ты уже кричала, мелкие брызги твоей слюны летели мне в лицо:

– ГДЕ?!

– Я отсутствовал, – пробормотал я.

– Что ты сказал?!

– Я отсутствовал.

– Отсутствовал?!

Ты ожесточенно пнула снег.

Потом ты стояла несколько секунд совсем тихо, вытянув руки вдоль тела.

– Я думала…

И ты глубоко вдохнула.

– Что ты думала?

– Что мы…

Я смотрел и смотрел на тебя. Ты была так близко.

– Я думала, что ты…

Теперь вид у тебя был несчастный.