Темная сторона Хюгге

Когда она вылезает из машины и захлопывает дверцу, с ветки срывается сойка. Лисбет замирает на месте, провожая птицу взглядом. Так неожиданно и странно видеть здесь в лесу ее голубое оперение. Солнечные лучи падают на ее лицо, они не греют. На часах полвторого. Она сходила в книжный, в сумке у нее лежит книга о лошадях, самая красивая из тех, что ей удалось найти, с фотографиями на плотной бумаге. Весит больше килограмма, и в ней почти нет текста. Она с неприязнью рассматривает книгу и лошадей в ней, снятых в контровом свете, их морды и ранимые, почти человеческие глаза. От неприязни ей становится легче. Она начинает спускаться по дорожке.

День выдался ясный и холодный, воздух прозрачен, как лед. Местность расстилается перед ней: плоское дно долины и в ее конце – ведущий вверх склон, поросший низкими дубками. Ей навстречу раздается стук топора. Звуки ударов переносятся по воздуху в определенном ритме, резком и отмеренном. Внезапно она вспоминает про собаку. Что ей делать, если пес не на привязи?

Он стоит рядом с поленницей напротив въезда во двор. Он ее не видит. И не слышит лай собаки. Черная шапка съехала на макушку, в ушах – оранжевые наушники. Он уже совсем пожилой, теперь она ясно видит это, и это поражает ее. Она не сводит глаз с его тощей спины с проступающими ребрами, с широких костлявых плечей, которые двигаются под свитером, когда он заносит топор и опускает его, раскалывая полено. Птичья шея огненно-красного цвета, такое впечатление, что из нее выщипали перья. Половинки расколотого чурбака падают рядом с колодой, и он нагибается за новым. Собака лает без передышки, но ее не видно. Вокруг него лежат напиленные чурбаки, которые он наметил наколоть обычным топором. Для остальных понадобится колун. Он такой сухощавый, что она с легкостью представляет себе, как эластично колеблются кости его скелета на своих шарнирах из хрящевой ткани. Стертые от монотонной работы суставы. Он отступает на шаг, бросает через плечо косой взгляд на колышки, лежащие в нескольких метрах у него за спиной, и она понимает, что сейчас самое время обнаружить свое присутствие.

Она описывает полукруг, чтобы не подходить из-за спины. «Привет!» – кричит она, и он, сорвав наушники, отдает резкую команду в направлении дома. Собака немедленно замолкает.

– Извините, что я вот так, как снег на голову, – говорит она.

Он кивает. Смотрит на нее посеревшим взглядом. Один глаз у него не видит, он неподвижен и не поворачивается вслед за здоровым. Она называет свое имя. Он смотрит на нее.

– Я тут несколько раз проезжала мимо, – говорит она. – Тут отличное место, надо полагать, здесь, где вы живете. И потом, у вас лошади. У вас, наверное, работы непочатый край. Все это хозяйство, я имею в виду, которым нужно заниматься. И дрова. – Она нервничает и никак не может остановиться и замолчать. – В прудах все еще водится рыба?

Он говорит, что нет.

– Да, там теперь, наверное, одна муть и грязь, – она издает смешок. – Наверное, уже куча времени прошло с тех пор, как там водилась рыба.

Она открывает сумку и протягивает ему книгу. Он смотрит на нее.

– Мне стало жаль, что ее никто не открывает, – говорит она. – Если хотите, возьмите ее себе. А не хотите, тогда я просто отвезу ее обратно домой.

Он берет книгу.

– Спасибо, – говорит он.

Она выдыхает.

Он кладет книгу на поленницу.

– Я бы хотела поговорить с вами, – говорит она. Вывернув кисть, он вытаскивает топор из колоды, подбирает с земли колышек и загоняет его в щель. – Я вам помешала? – спрашивает она, глядя ему в спину. Он берет кувалду и начинает забивать колышек. Тот исчезает в колоде. – У вас тяжелая работа, – говорит она.

Он берет еще колышек, затем еще один и загоняет их в дерево, потом приносит гвоздодер. Она садится на одну из здоровенных колод в нескольких метрах от него. Над склоном за домом появляется фронт белых облаков. Все происходит так быстро, что она успевает почувствовать, как минута за минутой меняется свет, солнце становится матовым, а рябины, которые в момент ее прихода горели черно-красным огнем своих растрепанных гроздьев, теперь кажутся серыми. У нее начинается озноб, дрожь поднимается из глубины организма и предупреждает о том, что она заболевает. У него в хозяйстве полный порядок. Трава по обе стороны от дороги скошена, стены побелены, окна вымыты. Дрова сложены идеально ровными штабелями. Старенький синий трактор марки «Фергюсон» стоит под навесом, в отдельном закутке за перегородкой сложена солома для лошадей. И если вдуматься, странно, что он не просит ее уйти, а позволяет ей сидеть вот так. И сам не уходит.

– Я выросла в этих краях, – говорит она. Он втыкает топор в колоду. Горка наколотых чурбаков выросла, так что некоторые из них скатываются ему прямо под ноги, и он начинает укладывать их в поленницу. Ему приходится ходить туда-сюда по пять метров. Она вскакивает на ноги. – Я могу подавать вам дрова, а вы будете укладывать, – говорит она.