Я просыпаюсь раньше обычного, свет очень яркий, выпал снег, и на улице все сверкает. Из окна комнаты мне видно дым, висящий над крышей хозяйского дома. Я одеваюсь и выхожу на улицу. Снег покрылся коркой наста, воздух поскрипывает от мороза. Я пересекаю внутренний двор, заворачиваю за угол и останавливаюсь. Джон развел костер, на заснеженном газоне лежит целая груда, все подряд: одежда, вещи, книги. Набитый конским волосом диван из прихожей тоже валяется в общей куче, разломанный на три части. Как-то раз была страшная жара, и в один из дней у меня все время с обеда и до самого вечера прошло на этом диване, он представлялся мне спокойным черным озером. Совершенно неподвижным. Это было здорово. Мои ладони все еще помнят прохладную гладкую обивку. И вот теперь он в общей куче, куски наполнителя и пружины торчат из обломков. Отвратительно. Мне грустно. День будет нехорошим.
– Иди сюда, – зовет меня Джон. Я иду к нему.
– От них тень, от этих вещей, – говорит он, показывая на костер у себя за спиной. Ее не видно в тени. Он говорит низким, хриплым голосом, наверное, он пьян, и я не понимаю, что он имеет в виду.
– Знаешь, что хорошего в богатстве? – спрашивает он. Я молчу.
– Можно жечь свои вещи, если охота. Ты за них не цепляешься, если ты, конечно, не кретин. Завтра можешь пойти и купить себе другое пальто. Можешь купить себе новый дом.
– Купить новый дом? – спрашиваю я.
– Ну, – говорит он, – не такой здоровый, как этот, а так, небольшой домик.
Свет костра и яркое солнце режут глаза, меня начинает бить дрожь. Она зарождается где-то глубоко внутри, в костях. Хорошо бы костями и ограничилось.
Джон волочет куски дивана по газону и швыряет в огонь. Потом граблями подталкивает их в середину.
– Мне нужно новое полотно для бензопилы, – говорит он.
– Джон… – начинаю я, но слова все куда-то делись.
– Я хочу, чтобы она вернулась, – говорит он со злостью.
– Разумеется, – говорю я. Понятия не имею, почему я так отвечаю, я ничего не знаю о таких вещах. Он поворачивает голову и смотрит прямо на меня. Его глаза покраснели, на щеках и подбородке отросла щетина. Я ловлю воздух ртом.
Я не ухожу, потому что он тоже не уходит. Дым густеет, становится светло-серым, огонь издает сильный гул, как будто кто-то воет там, в глубине пламени. Вой обрывается громким треском, и из плотного дыма сыплются искры. Обломки дивана полыхают, и я чувствую жжение в руках.
Джон вздыхает и трет лицо перепачканной ладонью.
– Пойдем, говорит он. – Мне нужно передохнуть.
Он направляется к дому, я медленно плетусь следом. Мне бы больше хотелось прямо сейчас пойти побродить где-нибудь подальше от дома, ходить до тех пор, пока оно не отпустит, иначе оно засядет во мне глубоко. Сегодняшний день запросто может оказаться нехорошим. Я наступаю на что-то и поскальзываюсь. Это конверт от пластинки. Мне улыбается мужчина в белой рубашке со скрипкой под подбородком. Виктор Третьяков. Я слышу голос Лили. Она четко выговаривает это имя, изо всех сил стараясь, чтобы звучало по-русски.
– Ну давай же, – зовет Джон и уходит на застекленную террасу. Картины сняты со стены и прислонены к ней рядком. У них такой вид, словно они чего-то ждут и волнуются. Какая-то бессмыслица лезет в голову. Это всего лишь картины, которые кто-то нарисовал.
Мы выходим через другую дверь и идем по коридору на кухню. Всякий раз, когда Джон приглашает меня зайти, я сразу направляюсь сюда. Мне надо без его помощи открыть входную дверь и повесить куртку на крючок. Прежде чем приступить к делам, мы выпиваем по чашке чая. Дела всегда находятся. Я держу стремянку, пока он чистит водосточные желоба на крыше, помогаю выжигать сорняки, привожу в порядок дверь. Всегда это мелкие поручения, ничего сложного. Сегодня у меня нет желания ему помогать.
Уже много дней прошло с моего последнего визита на кухню. Он перенес сюда кушетку из комнаты, где он обычно работает, на ней покрывало и подушка. Большой обеденный стол завален газетами и журналами, на подоконнике трубки, которые он курит, обычно они лежат в одной из комнат. До того, как Лили исчезла, они с Джоном жили во всех комнатах, сейчас он, кажется, занимает только кухню и комнату с камином. Только в них по вечерам горит свет в окнах.
Все началось лет пять назад. Дреусен считает, что мне нужно взять велосипед и съездить в Скюттегорен поздороваться с новыми владельцами. Это старые друзья его отца, оба на пенсии. Они привели дом и пристройки в порядок, и теперь там замечательно. Он выписывает мне новый рецепт и говорит, что погода как раз для велосипедной прогулки, он знает, что я люблю прокатиться по дорожкам, ведущим через окрестные поля. Там никогда никого не встретишь.