Адда Дьеруп
Гримасы
Он не знал, что мой отец умер, это было ясно по тому, с каким шумом он ввалился в дом через заднюю дверь, насвистывая, с двумя упаковками купленного в дьюти-фри пива и бутылкой «Лафройга», и по тому, как резко застыл на месте, увидев меня, одиноко сидящую в гостиной моего отца, уставившись в пространство перед собой. Бог весть, какой у меня самой был вид. Я еще не успела подобрать подходящее выражение лица. С какой гримасой на лице переживают утрату Бога?
Это был высокий, сильный мужчина, с кистями рук, широкими, как тарелки, и крупными, мосластыми коленями, выступающими между шортами и гетрами. Поняв, наконец, что произошло, он сгорбился и заметно уменьшился, только огромные колени остались прежними. Лицо его утратило форму и обвисло, как будто я перерезала веревочку, на которой держались мышцы. Я заглотила этот его облик в один присест, а когда его глаза увлажнились и затряслись щеки, я всосала в себя и этот образ, как всасывают лапшу. Это было не слишком честно, но так я могла решить свою проблему.
Я настояла на том, чтобы он взял у меня деньги за пиво и виски, заказанные отцом, и вынудила его остаться – под тем предлогом, что мне интересно, откуда он знает папу. Я открыла виски, и после нескольких порций он наконец догадался спросить, кто я.
Несмотря на все препятствия, мне удалось добиться того, чтобы отпевание проходило в городе, в красивой городской церкви восемнадцатого века. Проблемы возникли отчасти потому, что отец в свое время сорвал планы местного пастора, который хотел устроить библейский сад из парка, находившегося между церковью и старинной купеческой усадьбой, тогда как отец разными изощренными способами лоббировал идею организовать там дорожки для игры в петанк, обратив мнение большинства в это русло, а также с тем, что издевка была его единственной реакцией на все, от чего хотя бы слегка попахивало метафизикой, и он давно уже перестал платить церковный налог. Но мне хотелось, чтобы все прошло именно так. Иначе бы все состоялось в часовне при кладбище, находящемся за городом, в этой груде красных кирпичей, сложенной в семидесятые годы. Это оскорбило бы эстетический вкус отца так же, как оскорбило мой собственный.
Я решила рискнуть, оговорила по телефону с пастором день похорон, дала объявление в газеты, забронировала номера в гостинице и только после всего этого пришла к нему в офис на обязательную встречу за два дня до церемонии. Он открыл базу данных с членами Датской народной церкви и, разумеется, фамилии отца в нем не обнаружил.
Раз так, то я, собственно, не могу вам ничем помочь, да и вашему отцу, наверное, не хотелось бы этого, сказал он извиняющимся тоном и поискал для порядка еще раз.