Темная сторона Хюгге

Я снова сижу на балконе и смотрю на взбудораженное море, проглотившее меня с потрохами и потом выплюнувшее. Скала по ту сторону ложбины, выходящей к Хаббеле, густо поросла невысокими кустарниками и деревцами, лес на склонах выглядит пышным и зеленым в лучах низко стоящего солнца, корабли издают гудки и отходят от берега, я слегка приподнимаю руку и машу им кончиками пальцев. Жаль, что им нужно уезжать. Ветер задирает листву деревьев, как будто это бальные платья из тяжелого зеленого бархата. Я сижу в шезлонге, укрытая пледом, и пью чай, белая полоса закрывает горизонт, море темно-синее, небо – голубое. Тени ложатся на террасу, чашка опустела, мне нужно в туалет, Селим забыл надеть свой рабочий халат, он ничего не записывает в блокнот, не говорит медсестре, какую очередную таблетку мне нужно проглотить или какой жидкостью она должна наполнить меня, чтобы я могла парить в воздухе, как чайка. Я чувствую, что меня упустили из вида, про меня забыли, почему он совсем больше не думает обо мне. Если бы я могла, я бы разревелась, он тащит за собой садовый шланг, сперва поливает цветы, потом дремлющие овощи в огороде. До меня доносится карканье ворон, солнечные лучи проникают под пинию, я не могу уследить за птицами, и они заполняют небо своими трепещущими крыльями. Они пугают меня, я не понимаю, чего они хотят. Солнце пронизывает красные листья, высвечивает их изнутри, как клетки крови под микроскопом. У северного берега на волнах пена, напротив Хаббеле вода спокойна. Иб выходит ко мне на террасу и кладет руку мне на плечо, я пытаюсь не встретиться с ним взглядами, с Ибом это нетрудно, остальные хотят непременно заарканить меня лассо своих взглядов, опутать меня, чтобы я не вырвалась. Упражнения ничего не дали, эффект был только, пока через иглу поступала в кровь тягучая жидкость. Теперь море поднимается в моем взгляде, и я прячусь за отсыревшей занавеской. Линн выходит из дома и о чем-то приглушенно говорит с Ибом, так что я не могу разобрать, о чем у них речь. Она спрашивает меня, как я, а Иб сообщает, что суп готов, может, они куда-то собрались, но они никуда не планируют идти, жандармы перевезли беженцев в лагерь на материке, так что теперь это никому не нужно, все эти благие намерения, этот суп, с которым теперь вдруг стало непонятно, что делать. Я пытаюсь подняться на ноги и умышленно роняю чашку, так что она разбивается вдребезги о плитку. Теперь у них есть, на что переключить свои мысли, это им подарок от меня, я бы хотела обнять их и поднимаю руки, но чувствую боль в груди. Иб говорит, что мне нужно сесть, чтобы я не делала резких движений, что Линн расскажет, что произошло с теми, кто вытащил меня из воды, скоро расскажет. Он собирает осколки и выбрасывает их в мусорное ведро. Я снова пытаюсь встать, хочу спуститься вниз, на берег бухты, к морю, но рука Иба тяжело ложится на мое плечо. Линн опять поднимается ко мне по лестнице, теперь с близняшками, они несут поднос с выпечкой и фруктами. Дети спрашивают, как я себя чувствую, и я улыбаюсь, и у меня все плывет в голове, и я отдираю слова одно от другого и говорю, что да, я в порядке. Я моргаю и снова моргаю, глаза сухие, я протягиваю к близнецам руку и вижу, что они отшатываются на один шаг. Я хочу заплакать, но источник пересох. Вильма и Ганнибал держатся за руки, они идут мне навстречу, обнимают меня и не разжимают объятий так долго, что Линн приходится вмешаться, сказать, что довольно, что Бетти нужно дать вдохнуть воздуха, что ей пора принять лекарства и отдохнуть, и я немного дремлю в кресле, под гам ссорящихся скворцов.