Темная сторона Хюгге

Когда распогодилось, сестра открыла входную дверь и всмотрелась в почву перед входом в дом, плитки там не было. В раскисшей земле остались овальные и золотистые отпечатки подошв. Они сверкали в солнечных бликах, словно били хвостами, выпрыгивая из воды глотнуть воздуха. Скоро этих углублений в земле не станет, они исчезнут. Земля выровняется, станет одинаковой повсюду, а ночью и днем будут чувствоваться нехватка воздуха и отсутствие снов. Сестра продолжала вглядываться в следы, не в силах отвести взгляд, и все еще стояла так, когда вернулся домой муж и поцеловал ее, здороваясь. Она улыбнулась в ответ и все же почувствовала себя одинокой. Ничто никогда не сравнится со следами, оставленными ее братом.

Петер Хойруп

Петер Хойруп родился в 1974 году, получил литературоведческое образование. Дебютировал в 2001 году небольшим поэтическим сборником «Лучше бы я был озером». Хойруп – автор трех книг прозы: «Под бурлящим морем» (2007), «Исландия» (2014) и «На берег» (2017), каждую из которых отличает изысканный стиль. Проза Хойрупа – это проза поэта, лиричная и внимательная к деталям.

Монолог Бетти Фрагмент романа «На берег»

В больнице было так скучно. Солнечный свет за шторами, пытавшийся просочиться внутрь и смешаться с лучами электрического солнца, которое висело у меня над головой, издавая легкий гул. Я подозревала лампочку в том, что та мигает, когда я закрываю глаза. Я смотрела на нее не отрываясь и старалась не моргнуть, она издавала легкое потрескивание, я моргала, или мы моргали обе. Это был такой тест, так мы держались сообща, в обществе друг друга, лампочка и я, от этого болели глаза, слез у меня не осталось, я совершенно иссохла и переводила взгляд с лампочки на плафон, белый внутри и мятно-зеленый, а может, и голубой снаружи, трудно было определиться, какого он оттенка. Входила медсестра и силком возвращала мою голову на подушку, позвякивая, поправляла капельницу, заменяла пакет с жидкостью, вводила иглы мне в вены, и темная кровь медленно стекала на дно стеклянной пробирки, вводила иглы мне в вены, и в мою руку текла прозрачная жидкость, распространяясь по телу бархатистой волной, так что я погружалась в сон с открытыми глазами, позволяя морю, рожденному медицинскими препаратами, качать меня. Мне хотелось снова и снова возвращаться в эти волны, лежать на спине и смотреть на чайку, парящую надо мной, смотреть, как она наклоняет голову и видит меня насквозь своим выцветшим взглядом. У меня болит грудь, море вздымается и опадает в моих зрачках, волны качают меня, мой мальчик тянул меня за фартук, теперь я потеряла его из вида и спрашиваю, почему меня нужно было вытаскивать из воды как раз в тот момент, когда мы с ним встретились. Все молчат. Эрнст держит меня за руку, но я не рассказываю ему ничего о том, что у нас будет сын и что я говорила с ним, и что теперь нам остается просто подождать. После упражнений с лампочкой я могу смотреть на Эрнста, не отрывая взгляда, до тех пор, пока он не опускает глаза. Как только он поднимает их на меня, я снова пристально смотрю на него, пока он не опустит их снова. Это меня забавляет. Я не спрашиваю, как долго мне еще здесь находиться и сколько пройдет времени, прежде чем мы отправимся домой. Меня знобит, и холод пробирает до костей, я не чувствую конечностей, Эрнст вытирает пот, выступивший у меня на лбу. Он говорит, что мне нужен отдых, у меня сломаны ребра, мне нельзя слишком долго говорить и категорически запрещено заходиться в рыданиях. Я большая молодчина, я слушаюсь его и дышу как можно ровнее. Я молчу, ничего не говорю о том, что не в состоянии заплакать. Я дышу как можно ровнее и чувствую, как ребра срастаются над моим сердцем. Эрнст спит в кресле, он читает книгу, потом мы едем домой через холмы в машине Селима, я сижу на заднем сиденье, между Эрнстом и Ибом. Улыбаюсь шарам перекати-поля, провожающим нас до моря, ветер взбивает пену на поверхности воды, и мне вспоминается креманка со взбитыми сливками. Взбитые сливки, произношу я, и Иб смеется. Я кладу голову ему на плечо, такое мягкое и теплое, я кладу голову на плечо Эрнста, такое костистое и жесткое. На пароме я хочу подняться на ноги, но они меня не слушаются.