В поисках таких сокровищ юноша и нырял в то утро, одолжив у Таити лодку, оснащенную компрессором и длинным шлангом. Он взял с собой мальчика Михи, который должен был присматривать за бензиновым двигателем, закачивавшим воздух в шланг. Юноша нырнул в том месте, где только отчаянные смельчаки отваживаются это делать. Далеко за чертой рифа, в миле от острова, там, где поросшие кораллами органные трубы подводной скалы тянулись к свету.
Погружаясь, он достиг водоворота. Он держался за веревку, спущенную из лодки, и шланг тащился за ним, разматываясь виток за витком, скользя через борт и опускаясь ко дну в мерцании планктона и прозрачной рыбной молоди.
Мундштук трубки, соединявший его с небом, которое было где-то там, в вышине, холодил рот, воздух поступал с шипением и наполнял легкие. Он опускался на дно, держа в объятиях большой камень. Вскоре обломок неба уже плясал где-то высоко над его головой, там же, где и самый далекий из выпущенных им пузырей воздуха – раздувшийся ближе к поверхности до размеров серебристого живота, – где-то там, в самом конце зеленовато-голубого туннеля, который темнел тем больше, чем глубже ныряльщик погружался. Глубже с каждым вдохом, с куском свинца в поясе, с тянущейся позади сеткой.
Он пересек поток переливавшихся всеми цветами радуги рыб-попугаев, проходивший мимо самой светлой части кораллового рифа, миновал выглядывавших из своих нор мурен, демонстрировавших разинутые пасти, в которых светились зубы. Он опустился на глубину, где рыбы стали крупнее. Серебристый в черную крапину лаврак и скат-манты появляются на этой глубине, подобные тучам приближающейся, безмолвно грохочущей в недрах океана грозы. Шум поступавшего воздуха все нарастал в его ушах, достигая легких с отрывистым тромбонным звуком; маска расплющилась, приплюснутая ко лбу. Юноша скользил мимо гигантских моллюсков, их волнообразно-рельефные, приоткрытые створки раковин излучали свет и могли утопить ныряльщика, захватив его руку или ногу. Он приближался к гроту, который, как утверждал старик Натуа, когда-то был обиталищем сирен, в те времена, когда они существовали.
Таити прервал свое повествование и сглотнул. Потом взглянул желто-карими глазами в том направлении – за черту рифа, туда, где все еще видно было, как светятся разбивающиеся о скалу волны, мотнул головой в ту сторону и продолжил рассказ.
Когда пловец протянул руки к своей мечте, он почувствовал затылком, как океан дохнул холодом, и заметил позади себя что-то очень большое. Он повернул голову и увидел – сквозь пелену пузырей – акулу таких размеров, какой ему никогда прежде не приходилось видеть в своей жизни.
Он ощутил древнюю судорогу ужаса и застыл без движения. Все вокруг было неподвижно, и время между ними остановилось. Всего в нескольких метрах от юноши глыбой нависала белая акула, внезапно появившаяся из таинственной тишины океанских глубин. Ее плоская морда была огромной, как портал здания, желтовато-белая снизу и синевато-серая, вся в царапинах – сверху.
Она выплыла из темных океанских небес и остановилась – окаменевшее движение. Несколько мгновений, в которые мир перестал существовать для юноши, она напрягала свои маленькие глазки, силясь что-то разглядеть, потом внезапно прервала это занятие и повернулась к нему боком. На мгновение перед юношей мелькнули синие язычки пламени ее зубов, потом гигантская туша задела его, плавно описывая большой круг.
Ныряльщик держался к ней лицом, прижавшись спиной к пластинчатому кораллу. Мозг его все еще работал бесперебойно. Юноша продолжал мыслить трезво и ясно.
Он дернул за веревку, подав Михи сигнал тревоги. Далеко наверху лодка начала описывать круги. Ныряльщик попытался представить себе рельеф рифов: смогут ли они защитить его, если он рискнет быстро всплыть на поверхность? Он знал повадки акул и был уверен, что его акула опишет круг и вернется. Во время всплытия он будет беззащитен, риск слишком велик. Поспешное всплытие, несомненно, привлечет акулу и приведет к тому, что она бросится на него без колебаний. Не поворачиваться к ней спиной, держать ее на расстоянии, тыл прикрыт…
Большая белая акула почти всегда атакует, перевернувшись на спину. Если бы он сейчас бросился спасаться и начал всплывать, отделившись от кораллов, он превратился бы в прекрасную мишень для ее челюстей – они разрезали бы его не хуже ножниц. Хватило бы одного, всеперемалывающего укуса.
Она снова появилась из синевы, толкая перед собой мрак. Короткими, энергичными движениями акула приблизилась к юноше вплотную. Она обнаруживала возраставшее беспокойство. Плохой признак. Потом перед глазами ныряльщика появилось светлое пятно ее живота, заполнив собой все пространство.
Он выпустил в сторону ее брюха струю пузырей, попытался сымитировать агрессивный выпад. Она резко отплыла. Как минимум на метр. Они дьявольски осторожны – даже самые огромные особи не хотят рисковать и нападают на добычу, только когда уверены, что им ничто не угрожает.