Ему теперь постоянно не хватало воздуха, лицо искажалось, как будто толща воды давила на него, он яростно размахивал руками, пытаясь ударить любого, прикоснувшегося к нему. Речь юноши по-прежнему была бессвязной. Только расспросив его друга, выяснили, что произошло. Юношу окружили жутким молчанием. Безумие открывает новые горизонты, но парализует ту среду, в которой обезумевший живет.
Однажды утром – год еще не успел закончиться – ныряльщика нашли в лагуне на небольшой глубине. Его тело лежало под водой. На гальке, покачиваемое волнами.
Взгляд был устремлен вверх, в небеса, соединившиеся с водой. Его руки были раскинуты, а улыбка, застрявшая в уголке рта, делала его похожим на человека, который наконец задышал свободно.
Каролина Альбертина Минор
Сад скорби
На скамейке в парке Энгхаве мы решили, что продолжать нет смысла. Я сидела и смотрела, как он, прихрамывая, удаляется в своем черном полупальто, и испытывала непреодолимое желание выстрелить ему в спину. Мне хотелось увидеть, как он рухнет на дорожку и останется лежать на гравии. Он превратился в пародию на человека, но подлинную бесчеловечность проявила как раз таки я. Меня не хватило на то, чтобы продолжать относиться к нему с уважением, я лупила его, кусала, плевала в него и пинала ногами. За год, прошедший с момента аварии, я разбила антикварную лупу, сломала нашу дверь, испортила почти все его свитера и книгу комиксов Маурильо Манара. Я вернулась в тот магазин, из которого мы однажды вышли с пустыми руками, и купила губную гармошку и пазл для нашего сына.
Мы решили, что Рождество будем праздновать вместе, так всем будет удобнее. Он подарил мне две бутылки красного вина и книжку Стена Стенсена Блихера «Чулочная лавка и другие рассказы». Пятью годами ранее: я двадцатилетняя, потерявшая рассудок от влюбленности и секса, моя голова лежит у него на груди, он читает мне вслух «Цыганку» в спальне, окна которой выходят в заросший сад. Со связками у него в тот момент еще все в порядке, он читает спокойно и ровно, глядя на него, не скажешь, что у него такой высокий голос. Ведь он высокого роста, и смуглый, и широкоплечий, мой М., с густой бородой и выпуклым лбом. Да, тем вечером в самом начале нашего знакомства он уже читал мне «Цыганку». Но он этого не помнит. Воспоминание об этом сохранилось только во мне, а Блихера он, по всей видимости, купил, узнав от кого-то, что любит этого автора. Он попросил меня распаковать подарки до того, как мы сядем ужинать, делая вид, что ему не терпится увидеть, как я отреагирую. А может, он просто хотел избавить свою семью от необходимости наблюдать мою реакцию? Нельзя исключать, что он просчитывал все настолько далеко вперед. Я села на кухне за стол и извлекла из бумаги сперва одну, потом другую бутылку и под конец книжку, все еще надеясь получить что-то, что заглушит во мне чувство горькой обиды, нанесенной подаренными бутылками. Разочарование, да, это оно перехватило горло, когда я благодарила его. Свекор обнял меня и отвел меня на второй этаж в свой кабинет. Дорогая моя, сказал он, и я разрыдалась в его мягкое плечо, дорогая моя дорогая.