Его руки все время тянулись к трубке, через нос снабжавшей его мозг дополнительным кислородом, и медсестре пришлось забинтовать ему кисти. Те самые руки, которые я так хорошо знала (даже сейчас я вижу, как они чем-то заняты), были стянуты в две забинтованные культи. Я испытывала неловкость, видя, как он машет ими перед своим лицом, словно кошка лапками или боксер крошечными перчатками.
Приезжали полицейские, заглянули в палату и оставили полиэтиленовый пакет с разрезанным на части шерстяным пальто. В карманах, помимо телефона, я обнаружила оранжевую соску, мускатный орех (служивший амулетом) и листок бумаги, который я когда-то спрятала в самом маленьком кармашке. Бумага протерлась на сгибе, образовался крест, покрытый легким бумажным пухом, и я почувствовала, что завидую рукам, сложившим этот листок в одном из амстердамских баров четыре года назад.
Кто-то написал его имя на доске рядом с палатой номер 93 и приписал Добро пожаловать. В первое время он очень много спал, а когда не спал, то лежал с затуманенным успокоительными препаратами взглядом. Терапевты соорудили для него что-то вроде детского манежа, только побольше размером. Стенками служили синие матрасы, которым не давали завалиться на бок два невысоких шкафа. Я ложилась рядом с ним, проталкивалась к нему подмышку и пыталась различить, где запах его пота, а где другой, чужой запах. Химикаты выходили из него через поры, он весь покрылся перхотью и экземой, изо рта у него пахло чем-то металлическим. Он был за тысячу миров от меня, унесенный потоком галлюцинаций, внешне напоминавших жизнь. Он был в Берлине. В Сантьяго. Управлял самолетом в «Эксперементариуме», ему снова было девятнадцать, потом двадцать восемь. Его мир был полон животных, он ловил свежую рыбу и ел ее на берегу озера, угощал меня треской, а птицы ломали крылья. Нужно было выхаживать их в ветеринарной клинике, я была грязной шлюхой, его практиканткой из Японии, меня звали Нацуко. Внезапно ничем не предваряемое узнавание вдруг пробегало по его лицу, как прорвавший изоляцию ток, чтобы опять исчезнуть, и я снова была кем угодно, кроме себя.
Его бывшую квартиру в течение нескольких лет снимала чешская семья. Два-три раза в год они приглашали нас на ужин. Помню, мы ели такие блюда, как курица под апельсиновым соусом, десерт из йогурта с какими-то красными ягодами и выпечку из слоеного теста, со сладкой маковой начинкой внутри. Когда Кристина забеременела вторым малышом, они подыскали жилье побольше, и М. выставил квартиру на продажу. Договор подписали всего за несколько дней до того, как произошла трагедия. У молоденькой девушки, которая живет в этой квартире сейчас, вялое рукопожатие и серебряного цвета лампа на подоконнике, там, где у него всегда стоял горшок с неистребимым базиликом. Отец девушки без конца писал мне сообщения, пока М. лежал в больнице. Я сообщила ему, что прежний владелец квартиры находится в коме, но он, несмотря на это, писал мне каждый божий день длинные эсэмэски, про ключи от чердака и ворот, о существовании которых я и не подозревала. Нужно решить эту проблему, писал он, и я решила заглянуть к ним. Лестница не изменилась, несколько лет назад я поскользнулась на ней и загремела вниз по ступенькам. Собственно говоря, со мной ничего не случилось, но М. вернулся с работы, и я, как положено больному, легла на его кровать. Проблема заключалась в том, что я не могла справиться с хохотом. Я истерично смеялась и не могла остановиться, поэтому он позвонил в дежурную клинику, и врач захотел поговорить со мной, тут я стихла и заснула. Это был смех от испуга. Когда дверь открылась, в прихожей была вся семья, флегматичная, светловолосая девушка и ее родители, с лицами, перепачканными в краске. Я протянула отцу горсть ключей, которые нашла дома – я не могу себя заставить выбросить ключи и храню их все до одного в сахарнице на комоде. Мама заметила, что они похожи на ключи от велосипеда, и мне пришлось согласиться с тем, что она права. Они не спросили, как он. Я сказала, что он уже почти минуту может сидеть на краю кровати, спустив ноги на пол. Зонд отошел в прошлое. Я сказала, что в случившемся никто не виноват. Спасибо, сказал папа девушки, мы проверим ключи. Я вытянула шею, пытаясь заглянуть в пустую комнату за их спинами, пол был застелен полиэтиленом, а на том месте, где всегда стояла его кровать, строительная лампа отбрасывала резкий свет на стены и потолок.