Темная волна. Лучшее 2

Ваня с сомнением посмотрел на входную дверь. Вдруг мама войдет прямо сейчас, и все поймет? Ведь чердак, как и лес, был запретным местом. В лесу жили совы, а на чердаке – голуби. Совы крали плохих мальчиков, уносили в чащу и там разрывали на части, а голуби были похожи на крыс.

Ночь тянулась, свеча таяла, а Ваня никак не мог решиться. Он сидел, прислушиваясь к скрипу старого деревянного дома, шуршанию перьев, слабому потрескиванию горящего клена. Наблюдал, как по стенам скользят красноватые сполохи от пламени. Лизнут буфет, мамину кровать, некрашеный стол у окна, пробегут по деревянной лестнице, с балясинами из березы, ведущей на чердак, расположенной у противоположной от входной двери стены.

Наконец, Ваня собрался с духом, встал с кровати, взял свечу, подошел к лестнице. Схватился потной ладошкой за перила, поставил ногу на ступеньку, снова оглянулся на дверь, боясь, что вот сейчас мама и войдет. Но дверь не открылась, впустив в дом туман с запахом гари, как бывало, когда мама возвращалась из леса. Ваня поднялся по лестнице, с сомнением посмотрел на люк, сердце билось в груди, как голубка в маминых руках за секунду до того, как она сворачивала птице шею. Одной рукой он уперся в крышку, одновременно боясь и надеясь, что она не поддастся, но крышка откинулась, громко хлопнув о потолок. Пути назад не было.

На чердаке пахло пылью и сухим пометом, сизые птицы сидели нахохлившись на жердях, прибитых вдоль покатой крыши. Света было недостаточно, чтобы оглядеться, стоя у безопасного люка, Ваня прошел чуть вперед.

Сквозь щели в крыше просачивался туман. Ваня подошел ближе к жердям и протянул руку, погладить маленького голубя, недовольно забулькавшего, стоило мальчику дотронуться по его спинки.

Ваня отдернул руку, птица была живая. Ему почему-то очень ясно представилось теперь, что птицы живые, такие же живые, как он и мама. Мальчика всегда пугали голуби, живущие во мраке, среди гари и пыли. Иногда он думал, что на чердаке обитают вовсе не голуби, а что-то другое. Он никогда не видел, чтобы мама их кормила или носила им воду. Она всегда поднималась сюда только за тем, чтобы забрать птицу и убить. Должно быть на чердаке было окошко или дверца, через которую голуби улетали и возвращались.

В углах нашлась пыльная паутина, а на полу сор, перья и хрупкие кости, но никаких окошек, дверей или дыр. С чердака Ваня вернулся озадаченный, зажег от огарка еще одну свечу, а подумав, вторую и третью, ему вдруг стало очень страшно оставаться в темноте одному.

* * *

«Совы – то, чем кажутся», – Настя снова прочитала переиначенную цитату, написанную на баннере, натянутом над барной стойкой.

«Бессмыслица», – уже который раз девушка вынесла вердикт фантазии декораторов совиного кафе, занимавшего первый этаж многоэтажки рядом с Тверской.

Вопреки ожиданиям посетителей, кафе украшали не плакаты с Гарри Поттером и Буклей, Мудрой Савой и Винни Пухом. На задрапированных черной тканью стенах висели написанные маслом картины – и непременным атрибутом каждой были совы и их ближайшие пернатые родственники. Обнаженные ведьмы скользили на метлах сквозь ночь в сопровождении неясытей. Филины разрывали на части отчаянно визжащую кошку.

Среди картин висели дагерротипы, на них женщины, закутанные в черные покрывала, держали на коленях детей. Было в них что-то жуткое. Чьи лица скрывала ткань? Матерей или кого-то еще? Удивление вызывали и чучела сов, «сидевшие» на затянутых декоративной паутиной оленьих и лосиных рогах. Не всегда было понятно, где живые птицы, а где набитые трухой. Пластиковые емкости с водой, расставленные на полу, чтобы совы могли в них споласкивать перья, казались инородными в интерьере, выполненном в стиле ар-деко. Чужими были и кофемашина на барной стойке, и касса, и витрина с сувенирами (тут фантазия декораторам дала сбой – и среди брелков, кошельков и прочей ерунды с совиной атрибутикой лежали часы-снитч).

За пустыми столиками на спинках некоторых стульев сидели живые совы – главная достопримечательность заведения.

У дальней стены располагалась небольшая сцена с микрофоном и барабанной установкой, за сценой – стилизованный под древность барельеф из белого мрамора – обнаженная женщина с совиными лапами и крыльями стояла на двух тощих львах, по бокам от нее сидели совы.

Настя нервно посмотрела время на мобильном: полночь. Для посетителей кафе закрылось час назад, она последней осталась из смены, вызвавшись все убрать и запереть. Вита давно должна прийти. Настя зажала ладони между коленями, чтобы снова не начать грызть ногти, обглоданные почти до мяса. Она сидела за столиком у окна и пила крепкий кофе в ожидании бывшей одноклассницы. За стеклом старый клен с кроваво-красной листвой мок под октябрьской моросью.