Входная дверь открылась, в кафе вошла высокая бледная девушка, на ее скулах пылал лихорадочный румянец, под запавшими глазами залегли глубокие тени. Хотя Вите едва исполнилось двадцать пять, было в ее внешности что-то скорбное, что-то от пьеты или икон великомучениц. Она настороженно оглядела пустой, полутемный зал (Настя погасила верхний свет, оставив гореть только лампы на столиках).
– Есть тут кто-нибудь? – спросила Вита, отряхивая пальто, покрытое капельками влаги.
Черная сипуха, сидевшая на полке с бутылками крепкого алкоголя, повернула голову в сторону гостьи и моргнула.
– Я здесь, – сказала Настя.
Вита посмотрела на нее.
– Зачем ты мне позвонила?
– Садись. – Настя кивнула на стул напротив нее.
Вита поморщилась, но подошла к столу, села, так и не сняв пальто, стянула шарф, небрежно накинутый на голову. Настя с удивлением поняла, что волосы у Виты почти седые – неприятного желтоватого оттенка, как у старух, пахнущих теплым тленом. Она понимала, что вопросов не избежать, но это не означало, что ей хотелось на них отвечать, тем более женщине, искалечившей ей жизнь… Вот только ей нужна была помощь Виты.
– Зачем ты мне позвонила? – снова спросила Вита.
Настя грустно улыбнулась. «Зачем?» – вопрос их учительницы истории, она любила повторять: «Прежде чем что-то сделать, спросите себя: зачем вам это?» Интересно, для всех бывших одноклассников он до сих пор важен, или они уже его забыли? Как забыли даты исторических событий, стоило сдать экзамены и уйти во взрослую жизнь…
– Вот именно: зачем? Я понять хочу, зачем вы это со мной сделали? Почему со мной? Меня ведь сейчас от самоубийства удерживает только то, что родителям хоронить меня не на что.
– Нечего тут понимать, из фарша корову обратно не слепишь. – Словно испугавшись собственной резкости Вита, протянула руку через столик и дотронулась до Настиного предплечья.
– Ты ведь знаешь про его мать? – Спросила Вита уже мягче.
– Это его не оправдывает, – сказала Настя, высвободив руку.
– Нет, не оправдывает, но я тоже хотела его понять, до правды докопаться, искала причины и ответы. Ну знаешь, будто это детектив какой, вроде «Психо» или «Молчания ягнят»: дескать, все то говно, что человек творит, родом из детства. Мол, маньяк убивает проституток, потому что его мать блядью была. Так и Макс хотел очиститься от того, что собственную мать трахал. Только херня все это. Он как-то мясо домой принес. Порезал на кусочки, потушил в сливочном соусе, зеленью присыпал. А когда мы его съели, сказал, что это было детское мясо. Я по глазам видела, что не врет. Проблеваться дня три не могла. Но знаешь, ему нравилось творить все это, не хотел он ни от каких грехов очищаться, ему просто в кайф мразью быть. А философия вся, чтобы другим мозги засирать и мразями делать… В одиночку-то это скучно.
Морось за окном перешла в дождь. К стеклу прилип багровый кленовый лист. Вита несколько минут смотрела на него, прежде чем продолжить.
– Я тоже одна из них, тоже невинной стать хотела. Когда он над тобой издевался, я ведь ему помогала. Он тебя не убил, чтобы ты и дальше мучилась. Говоришь, что с собой покончить хочешь. Это тоже грех, а он тебя к нему подтолкнул. Ты не одна такая, но другие… они с этим жить не смогли, я следила, не за всеми, конечно, но за некоторыми. Я больше так не могла.
Вита смахнула слезу, втянула носом воздух, стараясь подавить рыдания.
Настя прямо посмотрела на бывшую одноклассницу, руки перестали дрожать, исчезли последние сомнения:
– Лучше бы ты мне тогда умереть дала. Знаешь, зачем я тебе позвонила? Я отомстить вам, тварям, хочу. От грехов хочешь очиститься? Так помоги мне.
– За то, что он со мной… – Вита запнулась, с испугом посмотрела на Настю. – За то, что он со мной сделал, когда я захотела уйти… В общем, я бы тебе помогла, но я его не видела уже полгода, не знаю, где он или его шавки теперь.
– Я знаю, как их найти.
Было больно, но Вита не кричала – даже когда Настя отделила от ее руки лоскут кожи.
Настя бросила окровавленный лоскут в банку со спиртом и перевязала ей руку. Они находились в подвале под совиным кафе, наверху шумела Москва, но здесь было тихо, только шуршали за стеной крыльями совы. У стены стоял поцарапанный деревянный стол с недоделанными чучелами. Над ним висели инструменты таксидермиста, ножи отражали холодный свет люминесцентной лампы.
– Это все, что мне от тебя нужно, дальше я сама. – Тон Насти был деловым и холодным, куда только делась нервничающая девчонка, которую Вита увидела, зайдя в кафе.
– Что ты хочешь сделать?
– Просить милости Эрешкигаль, – ответила Настя, – гугл в помощь, а теперь проваливай.
Как в бреду Вита вышла из подсобки, полутемным коридором вернулась в зал под пристальные взгляды птиц и детей, сидевших на коленях у женщин, закутанных в черные покрывала.
На улице она немного пришла в себя, вызвала такси, вернулась домой. В пустой квартире было холодно и одиноко. До рассвета Вита лежала на кровати, не раздеваясь, а на следующий день пришла пустота полного очищения.