Темная волна. Лучшее 2

Она была невинной и пустой – настолько, что больше не могла с этим жить. Самоубийство страшный грех, и если она согрешит снова, то, возможно, станет собой хотя бы в аду.

Вита подошла к краю платформы. В туннеле завыл поезд, из темноты вырвался яркий луч. Вита сделала шаг.

* * *

Ваня, стоя рядом с домом, задумчиво смотрел на мутное серое нечто, которое мама называла небом. В книжках небо ярко-голубое, с желтой улыбающаяся рожицей днем, и темно-синее, припорошенное белыми звездами, ночью. Над их домом небо всегда скрывал туман и никаких «рожиц» Ваня не видел. Может, если смотреть долго-долго, он что-нибудь заметит? Но пока только совы взрезали марево огромными крыльями.

Из дома вышла мама, неся в руках двух голубей.

«Опять суп», – обречено решил Ваня. Но мама вышла на середину двора и подкинула птиц вверх, выпуская на волю. Не успели голуби скрыться в тумане, как на них налетели совы и растерзали. Громко хлопая крыльями и щелкая окровавленными клювами, опустились маме на плечи и вытянутые руки.

– Голубей нужно убивать, – сказала мама.

Совы сорвались с ее плеч и рук, подлетели к полыхавшему жаром дуплу в клене, протиснулись между цепей и скрылись в огне.

Ваня наблюдал за происходящим, приоткрыв рот, пытаясь понять, что происходит. Стало грустно и страшно, впервые он испугался мамы – не того, что она отругает за провинность, но ее самой.

* * *

В последнее время мама изменилась. Подолгу сидела у Ваниной кровати, думая, что он спит, но Ваня не спал. Он подсматривал за мамой из-под полуопущенных век. На ее лице эмоции менялись, как картинки в книжке, когда быстро-быстро переворачиваешь листы. Грусть, злость, страх, отчаяние, жалость. Мама грызла ногти, спохватываясь, зажимала ладони между колен и плакала. Вскакивала, беспокойно ходила по комнате, шептала что-то, из всех слов Ваня мог разобрать только «крысы» и «голуби». Иногда шипящее незнакомое – «эрешкигаль», звенящее – «вита». Потом мама останавливалась и смотрела на потолок. Раз даже взяла нож и кинулась к лестнице, ведущей на чердак, но безвольно села на нижнюю ступеньку и долго плакала, заглушая рыдания ладонями. Нож, выпавший из маминой руки, зловеще мерцал в пламени догоравшей свечи.

Голуби беспокойно шелестели крыльями и ворковали на чердаке, словно тоже чувствовали перемену.

В их маленьком уютном мирке, среди туманного леса теперь жила тревога. И все это было связано с голубями, но Ваня не понимал, как. Один раз, когда мама ушла за продуктами, Ваня взял нож, не совсем понимая, что хочет сделать – выпустить голубей или убить.

«Голуби – это крысы», – повторял Ваня про себя, поднимаясь на чердак.

Уже наверху он вспомнил, что не захватил с собой ни лампу, ни свечу.

Чердак тонул во тьме, туман пах гарью, под ногами хрустели кости, шуршали перья. Во мраке переговаривались голуби. Света, сочившегося из люка, было слишком мало. Красноватые блики от горящего клена, казалось, делали темноту только глубже.

В животе неприятно защекотало, стало трудно дышать, ладони вспотели. Ваня оглянулся на светлое мутное пятно в полу, пожалев, что полез на чердак. Ему вдруг стало страшно. Что, если птицы кинуться на него, растерзают, как растерзали совы тех голубей?

Немного успокоившись, Ваня сделал шаг вперед, протянул руку, нащупал деревянную жердь. Из темноты раздалось недовольное воркованье. Пальцы скользнули по тонким жестким когтям. От испуга Ваня отдернул руку, выронил нож, глухо ударившийся об пол. На ощупь Ваня нашел птицу и взял в руки. Голубь недовольно забил крыльями. Ваня прижал его к груди, погладил по головке, успокаивая, нашептывая ласковые слова, как делала мама, когда Ваня не мог заснуть. Голубь перестал вырываться. Мягкий теплый клубочек перьев. Не отдавая отчета в том, что делает, мальчик поднес птицу к губам и лизнул. Перья на вкус были, как пыль и пепел, а под ними билась маленькая злая жизнь. Ваня впился зубами в голубя, птица забилась в его руках, пытаясь вырваться, улететь, но Ваня сжимал челюсти все сильнее, не обращая внимания на боль от когтей и клюва, царапавших кожу до крови.

Жар разливался по его телу, кровь стекала по подбородку на грудь, он пожирал горячее сладкое мясо вместе с костями и перьями. От тупой сытости потянуло в сон, страха не осталось, только тепло и покой.

Словно в бреду, Ваня спустился с чердака и лег на кровать, провалившись в сон.

* * *

Проснулся Ваня глубокой ночью. Туман заполнил дом через распахнутую настежь дверь. Темноту разрывали только алые зарницы. Мама стояла рядом с его кроватью. На секунду Ваня даже подумал, что это не мама, а кто-то еще, монстр из лесной чащи, сова, натянувшая мамину кожу. Ваня лежал на кровати, боясь пошевелиться, гадая: знает ли мама, что он сделал с голубем, и не потому ли она так странно себя ведет. Она так и стояла до самого утра, пока туман из черного не стал серым.

Утром мама снова ушла, сказав, что вернется через два дня, что Ваня взрослый мальчик и может о себе позаботиться. Уходя, она крепко-крепко его обняла, поцеловала в лоб и сказала, что очень его любит.