Темная волна. Лучшее 2

– Всё проще, пацан. Транслируют записи. Кино, телепрограммы, документальные фильмы. Всё, где есть насилие, жестокость, всякое разное. Крутой вариант – чтение книг. Кодированное в слова насилие питает паразитов. Не так эффективно, как поедание свежих мыслей, но хоть что-то. Люди обустроили специальные секции для получения такой информации. Всех рабов в активной фазе сгоняют туда время от времени и подпитывают. Такое себе, если честно. Я пробовала на вкус фильмы ужасов. Всё равно, что кашу без всего хлебать.

Игнат мотнул головой, не в силах принять и поверить во все услышанное. Вспомнил планшет с мультфильмами, в который пялился время от времени, когда (пришелец был голоден).

Второй грузовик отъехал тоже. Кузова заполнялись быстро.

– Никакого нашествия нет уже много лет, – продолжила Дружище, словно вбивала гвозди в сознание Игната. – Люди победили пришельцев, зачистили города, вернули себе власть. А потом поработили тех, кто несет в себе личинки. В чём-то я их даже понимаю. – Игнат заметил, что она то и дело переходит на это самое «их», будто сомневалась, осталась ли она все ещё человеком. – А если вдруг раб-дворник или раб-кухарка дозреет до второй стадии, ну, что ж, в утиль такого человека, ибо он может быть потенциально опасен.

– Но ты сбежала.

– Нет, меня вызволили. Так же, как сейчас вызволяют рабов в этом районе. Три грузовика, человек двести вывезем. Правда, я оказалась идиоткой и позволила себя поймать повторно. Вернулась к твоему дяди, ну а он… вывез меня к твоим родителям. Едва не сорвал операцию. Мы успели в самый последний момент.

Игнат молча переваривал информацию. Потом спросил:

– А скольких обычных людей убил твой голос по громкой связи? Тех, кто действительно очищал свои мысли, не держал рабов, хотел хорошей жизни?

Она посмотрела на Игната с лёгким сожалением. Или с жалостью. Поднялась, стряхивая с колен несуществующую пыль.

– Сейчас покажу кое-что.

Взмахнула рукой, привлекая внимание Матвея. Тот кивнул, подозвал к себе двоих людей, направил их к крыльцу, где сидел Игнат. У одного мужчины в руках была кувалда, у второго что-то похожее на ножницы с длинными рукоятями и большими лезвиями.

Игнат поспешно вскочил, пропуская их вперед. От мужчин пахло сигаретным дымом и алкоголем, как от мамы. Странное ощущение.

– Пойдемте, – сказал тот, что держал кувалду.

Дружище взяла Игната под локоть и повела следом за мужчинами обратно в полумрак подъезда. Под ногами чавкало. А вообще, заметил Игнат, если не считать крови и трупов, дом выглядел чистенько и обжито. На стене у лестницы висели красивые почтовые ящики, разноцветные. Из некоторых торчали уголки то ли открыток, то ли писем. На втором лестничном пролете у окна стояла кадка с растением. Мясистые зеленые листья были в каплях крови.

На третьем этаже мужчины остановились, прислушались. Игнату показалось (показалось ли?), что он слышит едва различимый стон.

– Ага, туда, – сказала Дружище, ткнув пальцем на дверь с цифрой «236».

Недолго думая, один из мужчин с силой опустил кувалду на дверной замок. Ручка со звоном отлетела в сторону. Мужчина ударил ещё раз, потом ещё, дверь поддалась, дверной косяк сухо треснул. Второй мужчина завершил взлом сильный ударом ноги.

Игнат увидел коридор, в котором лицом на рыжем грязном линолеуме лежал обнаженный человек. Его спина была раскрыта, как чемодан, и из неё торчали измазанные кровью костяшки позвоночника, вывернутые рёбра.

Стон стал громче. Мужчины зашли внутрь, мало обращая внимание на очередной труп. Перешагнули. Игнат же не захотел заходить. Сквозь гамму мечущихся в груди чувств сильнее всего ощущался страх.

Что он там увидит?

Что он не хотел там увидеть?

– Пойдём, – Дружище потянула за локоть, и Игнат не смог сопротивляться.

Три шага по коридору, сквозь сладковатый запах, к которому уже почти привык. Мимо дверей в туалет и ванную, направо, комната. Зеленые занавески, делающие свет в комнате аквариумным, приглушенным. Чёрный кожаный диван. Телевизор на стене. Много шнуров, камеры, компьютеры. Распахнутый шкаф, а в шкафу скрюченная фигурка. Девочка лет девяти, почти ровесница. Лысая, без бровей, обнаженная. Ноги замотаны в скотч до колена, руки – до локтей. Рот заклеен. Под подбородком пульсирует, натягивая бледную кожу, овальная припухлость.

И ещё.

Игнат моргнул, не веря. Голый череп девочки был исполосован шрамами, будто её брили как придётся, не заботясь, не сдерживая агрессии. Широкие красные полоски-царапины, ещё не до конца зажившие. Точно такие же были у неё на щеках, ключицах, на крохотной груди.

Мужчина взял девочку за плечо, и она вздрогнула, застонав так страшно, так болезненно, что Игнат вздрогнул и заторопился прочь из комнаты.

– Куда ты, трусишка! – засмеялась Дружище. – Посмотри, убедись!

– Я уже верю! – глухо выдавил он, выбегая на лестничный пролёт.

Срочно хотелось отдышаться.

– Во что веришь? – Дружище вышла тоже, закурила. Точно. Зубы у неё были жёлтые-жёлтые.

– Что люди ничем не лучше.

Тонкая струйка дыма поползла к потолку.