Темная волна. Лучшее 2

На отдых остановились, когда птицы вывели его из леса на смрадное, укутанное туманами болото. Григорий проковылял по притопленной гати к видневшемуся невдалеке островку, втиснул грузное взмокшее тело между холодными камнями. Долго шумно дышал, пока не унялось сердце, и вслушивался в тревожные крики чертей в бурьянах.

Птицы расселись вокруг, испытующе глядя на Сапнова, и он, опомнясь, подтянул лукошко, снял с него платок, но тут же в ужасе отдернул руку. Вместо ягоды корзинка была полна окрапленными кровью куриными головами. Под издевательский клекот ворон он запахнул лукошко платком и отставил подальше.

Едва рассвело, птицы, крича, взвились вверх, и Григорий поплелся за ними, еле переставляя распухшие ноги. В утренней дымке ему мерещились странные изломанные тени, проплывавшие мимо. Влажный воздух наполнился тихими шепотками, и отупевшему от усталости Григорию казалось, что болото это – та самая граница между миром живых и мертвых, где блуждают неприкаянные души, лимб, в котором усопшие вынуждены скитаться в поисках пути в истинное посмертие. И по пути этому брел сейчас он сам, ведомый зловещими птицами.

Рассвело, туман рассеялся, но солнце не прогревало воздух, словно свет его бил из далекого чужого мира. Гать оборвалась у поля, покрытого колтунами желтой травы. Поле тянулось до самого горизонта. Посреди поля высился одинокий холм, и Григорий прибавил шаг, устремляясь к нему. Вороны расселись в траве за его спиной и стихли.

Сапнов шагал к холму, спотыкаясь о кочки и проваливаясь в подтопленные ямы. Вскоре он уже различил неясное пятно на вершине холма, и пятно оказалось почерневшим от времени срубом, окруженным неровными, поднятыми на тонкие невысокие столбцы, покосившимися бдынами с двускатными крышами. У Григория полыхнуло в груди, он перешел на бег.

Тяжело дыша, поднялся по склону. Со столбцов на него смотрели вырезанные в дереве лица, искривленные, застывшие в скорбном крике. Григорий останавливался возле каждого бдына и клал под маленькую крышу куриную голову из лукошка. Когда лукошко опустело, Сапнов отбросил его в сторону, а сам выбрался на вершину холма.

Сруб высился зловещим наростом, упирался острым коньком в мутное небо, с крыши поднимался дымок. Григорий обошел сруб по кругу, но ни двери, ни окна не нашел – лишь сырые стены по всем четырем сторонам, сложенные замком. Он собрался идти обратно, но изнутри внезапно донесся шорох и тихий перестук. Сердце Сапнова замерло в груди, и он бросился к стене, прижался к венцу, жадно прислушиваясь.

Внутри кто-то тихо ходил, было слышно, как скрипят доски под ногами. Григорий, позабыв обо всем на свете, вытащил из кармана складной нож, упал перед стеной на колени и принялся лезвием выковыривать мох из стыка. Вскоре он расчистил узкую щель, и из щели потянуло топленым жиром, дымом и смрадом немытых тел. Звуки стали громче, и Григорий припал к щели, силясь что-либо разглядеть в темноте. Он увидел тлеющий костер на полу в углу, окруженный битыми черепками и щепками, а возле очага, на краю освещенного пятна кто-то сидел, сгорбившись и подперев подбородок кулаком.

– Сынок! – хриплым шепотом зовет Григорий.

Из темноты донеслось еле слышное шуршание, в щели мелькнуло лицо. Чумазая кожа, курносый нос, светлые взъерошенные волосы.

– Папа! – зашептал Лешка. – Уходи скорее! Тебе нельзя смотреть – он заметит! Уходи!

– Кто заметит, сынок?

– Тот, у кого вы меня вымолили. Уходи, папа, не то будет худо, прошу тебя. Отсюда меня не забрать, они сами приведут.

Григорий поднял с земли вытянутый мох, чтобы заложить щель обратно.

– Пока, сынок, я жду тебя.

Лешка собрался ответить, но из темноты за его спиной появилась белая ладонь с мертвенно-зелеными ногтями и зажала ему рот. Глаза сына округлились, он замычал, забился, но вторая рука обхватила его за шею и утянула в темноту.

– Сынок! – закричал Сапнов. – Алеша! Пусти его, сука! Пусти, блядь!

В ярости и отчаянии, он замолотил по стене кулаками, сбивая их в кровь, и снова услышал скрип шагов. Григорий прильнул к щели, и в этот же момент что-то ударило по стене изнутри так, что весь сруб содрогнулся. Далеко, где-то на болотах завыли собаки. Сапнов отскочил назад от неожиданности и испуга. Он оступился, рухнул на спину и покатился по склону. Мелькнуло перед глазами небо, дрожащий от нечеловеческих ударов сруб, клочья травы. Удар в затылок, вспыхнули облака, заливая поле ослепляющим светом, а потом пришла мягкая, нежная тьма забытья.

Григорий очнулся от криков. Вдалеке у края болота кружили вороны, и карканье их, заунывное и протяжное, отдавалось в голове пульсирующей болью. Он с трудом поднялся на ноги и увидел, что в стене сруба зияет неровный проем с выщербленными краями, а земля под ним усыпана мелкими щепками. Григорий, шатаясь, поднялся к дому и осторожно ступил внутрь. Пусто, лишь тлеют в углу последние седые угли. Выступивший пот вновь пропитал затвердевшую рубашку, дыхание словно перехватила ледяная рука. Он со всех ног побежал к птицам, и они повели его обратно тропами, сокрытыми от живых и мертвых.

* * *