Темное солнце

Надо сказать, что напряжение между Моисеем и фараоном росло. Множество рабов, мужчин и женщин, желали покинуть Египет, а фараон, вопреки многократным визитам к нему Моисея и Аарона, упорно и ожесточенно старался помешать этому.

И тогда в нашем обыденном существовании стало происходить странное.

Сперва изменились цвета. Небо окрасилось в серые тона. Обыкновенно оно было только голубым, от бледного по утрам до темно-синего к ночи; дождь в илистом Египте, где единственным поставщиком воды являлся бог Реки, был редкостью. А тут вдруг лазурь стала серой, грязно-серой и тягучей, похожей на дым, что выделяют горящие молодые ветки.

Затем произошло следующее изменение: Нил стал краснеть. Прежде такого никто никогда не видывал. Поначалу решили, что это потоки грязи; однако воды не обладали плотностью, мутной от плавающих в ней частиц слякоти. Нет, речь шла не о замусоренной отбросами воде, а об окрашенной. Поневоле вспомнишь о воде с кровью. Даже о потоках крови… Стремительнее, чем течение, распространился слух, что волны Нила несут кровь, а значит, Египет кровоточит. Храмы тотчас огласились гимнами и молитвами, взывавшими к Хапи, богу Нила, ему посвящали церемонии, подносили дары, делали жертвоприношения, дабы умиротворить или излечить его – жрецы колебались…

Я рекомендовал всем, кого видел, больше не брать воды из Нила, брать воду в колодцах, в устье источников, даже если для этого потребуется бесконечно таскать ведра. Мои советы объяснялись здравым смыслом, однако, увы, поскольку здравый смысл распределен в мире не лучшим образом[74], большинство жителей Мемфиса продолжали наполнять свои фляги, кувшины и чаши этим кровавым пойлом. Обитателей еврейского квартала, расположенного так далеко от источников, что они утоляли жажду только в реке, мне все же удалось принудить к мерам, которые я уже прежде ввел в Бавеле во время эпидемии синей болезни[75]. Я применил метод своего учителя Тибора: «Для очистки огонь наиболее эффективен, он пожирает все, что нас отравляет». Чтобы предварительно очистить жидкость, которая затем подвергалась кипячению, я применял фильтрующий древесный уголь; и только потом эту воду можно было пить.

Глядя на багровые воды Нила, где, источая отвратительное зловоние, плавало кверху белесым брюхом множество рыб, Аарон подсказал Моисею:

– Убеди фараона, что это сделал твой бог.

– Бог такого не делает!

– Кто, кроме тебя, знает об этом? Представим Сузеру это бедствие как результат его отказа: твой бог мстит за себя.

– Запомни раз и навсегда: Бог за себя не мстит.

– Я тебя не понимаю. Меня бы это не смутило, наоборот, я бы этим воспользовался.

– Умолкни, Аарон.

Последующие дни принесли нам еще более странные явления: Мемфис наводнили лягушки. Их недовольное кваканье волнами поднималось над долиной; они выскакивали отовсюду: из реки, из травы, из тростника, из мхов, из камней и каналов; они прыгали по тропинкам, оккупировали кухни, посудные шкафы, постели, чердаки и печи для хлеба; карабкались на статуи, колонны, сфинксов и пирамиды; они со своими крапчатыми мордами, на которых темным огнем горели желтые глаза, окружали нас, словно банда убийц. Их тревожные пронзительные крики сливались во все более отчаянный хор. Мы могли их не опасаться, они на нас не нападали, но к обычному отвращению, которое вызывают эти пятнистые, грязные и осклизлые тела, примешивался ужас перед их количеством и тайной их нашествия.

После нескольких дней чудовищного шума и возни они передохли. Все занялись расчисткой от них своих жилищ, сундуков и улиц. Мемфис был усеян трупиками лягушек, которые мертвыми выглядели трогательнее, чем живые, наверняка потому, что их внезапно явленная нам анатомия сообщала им сходство с человеческой формой.

Аарон сделал еще одну попытку уговорить Моисея:

– Странное нашествие… Если бы мы заявили во дворце…

– Лягушки не изменят мнения фараона. Умолкни, Аарон.

Я вмешался в их разговор:

– В ближайшие дни грядет нечто худшее.

– Что? – встревожился Моисей.

– Лягушки вышли из реки, потому что могли, – в отличие от рыб, которые там остались. Теперь Нил удерживает в себе столько тухлятины, выносит такое ее количество на берега, что земля и воды гниют. Меня пугают последствия.

– Например?

– Насекомые.

Я и не подозревал, что окажусь настолько прав: за лягушками последовали мухи и мошкара. Они тучами носились в воздухе. Если мухи довольствовались падалью, то мошкаре требовалась плоть, насыщенная кровью. Чтобы избежать укусов, мы были вынуждены запереться в домах, плотнее завешивали окна и полог над кроватью; вопреки всем этим предосторожностям насекомые по-прежнему проникали повсюду и снова жалили нас. По улицам, несмотря на летнюю жару, мы расхаживали в плащах. Крестьяне в полях обматывались сетками и шарфами. А вот жвачные животные, привыкшие отгонять паразитов ушами и хвостами или сильно встряхиваясь, изнемогали в попытках избавиться от гнуса, так что по вечерам издали доносились отчаянные стоны, которые испускали эти измученные страдальцы.