– Отдай, я первый его нашел! – закричал Пэт, вырывая у меня телефон.
Короче, мы его уронили и потеряли. До нас лишь доносились злющие угрозы Дарси, приглушенные подушками.
Вскоре явились довольные Алекс и Энн со свечами и карманными фонариками. Алекс еще тащил керосиновую лампу и ржавый уличный фонарь двухвековой давности.
– Эх, не приспособленные вы к катаклизмам, чрезвычайным ситуациям и природным явлениям, – вздыхал Алекс, зажигая самую большую свечку. – Мы, русские, конечно, тоже не приспособленные, но все-таки не так, как вы, бедняги. Вот бывало, у нас в России постоянно свет то включат, то отключат. В некоторых районах, по-моему, вообще не включают никогда. Так уж все устроено. А в нашей деревне, где папа родился, там даже электричества никакого нет. При свечах живут, потому что протягивать его туда долго и денег не хватает. В советское время был план провести провода, только начали протягивать, Союз рухнул, и провода тоже… рухнули. Эх, деревня вымирает, одни старики свой век доживают. И прабабушка моя там, ей сто одиннадцать лет, она царя видела, Николая II, и лично познакомилась с Лениным во время революции. Он ей свою книжку подарил и рассказывал про Маркса и Энгельса. Моя прабабушка была первым стахановцем в колхозе…
Честно говоря, я ничего не понимал, о чем нам Алекс рассказывал, про коммунизм и все такое. МакГинти тоже не врубались, куда им. Но рассказывал он здорово, даже интересно. Энн прямо уши развесила.
11
А мой любимый братец в это время совершал подвиг покруче Бэтмена, Супермена и Человека-Паука. Он спасал прекрасную даму. Я знаю, потому что эта девчонка потом сама нам все расписала во всех подробностях с аханьем и лишением чувств. Шон потерялся где-то на черной лестнице. А там на каждой площадке такое небольшое окошко. И вдруг он слышит, в темноте кто-то тихонько пищит, сначала думал, котенок мяукает. Наш храбрый Шон решил спасти перепуганного зверька и высунулся в окошко. Только на ''кис-кис'' котенок не отзывался, а вдруг ни с того ни с сего принялся хныкать и всхлипывать совершенно по-человечески.
– Кто здесь? – спросил Шон в темноту.
Всхлипывания сменились хлюпаньем и вздохами, легонькими такими, будто ветерок. Шон тут же подумал, что это маленькая ночная фея здесь притаилась. У него от восторга даже дух перехватило, и он чуть не вывалился из окошка. А фея что-то бормочет, жалобно, еле слышно. Шон хотел поболтать с ней на языке фей. Но странная фея почему-то запричитала на чистом английском, даже без американского акцента:
– Помогите мне! Помогите! Пожалуйста!
– А ты где? – удивленно произнес Шон.
– На самом краю… Ой, мамочка, помогите мне, я сейчас упаду!.. Ой, боюсь!.. Здесь так высоко, а я ничего не вижу… Пожалуйста… Мне страшно…
Дело в том, что вдоль квартирных окон такой выступ небольшой сделан. И вот эта девчонка выбралась из окна своей квартиры и уселась на самый краешек выступа. Если бы не Шон, она наверняка полетела бы прямиком вниз на улицу и разбилась вдребезги, да так, что костей не соберешь. Но Шон ее спас. Мой брат теперь настоящий герой. Он в полной темноте выбрался на выступ и на ощупь дополз до насмерть перепуганной девчонки. Шону пришлось долго отдирать ее от стены, так она со страху вцепилась, а потом еще и от себя тоже. Они чуть не свалились оттуда, пока обратно ползли. Втащил он ее в окошко на черную лестницу, тут она к нему будто приклеилась, не отпускает, чуть в обморок не грохнулась, а сама дрожит, как осенний лист на ветру. Представляю, страху-то сколько, очутиться на такой высотище в кромешной тьме, все равно, что на краю пропасти. И Шон тут же сходу задал ей прямой вопрос:
– Ну, и зачем ты туда забралась?
Зря он спросил, девчонка заревела в три ручья и двух слов связать не может.
– А, понимаю, – Шон попытался ее успокоить. – Ты хотела научиться летать, но внезапно город накрыла огромная черная тень, и наступил вечный мрак.
– Я хотела… по…по…покончить… с…с…спры-ы-ыгнуть… вниз… что…что…чтобы с… с… с жизнью… самоуби-и-ийством…
– Вот те на! – только и смог пробормотать Шон.
А чего тут еще скажешь? Не каждый день случается самоубийц спасать, даже психологии никакой не понадобилось. Эта девчонка, оказывается, хотела спрыгнуть, но пока собиралась, тут свет и погас. Вот она и испугалась от неожиданности. Одно дело прыгать, когда вокруг привычный, сияющий разноцветными огнями Нью-Йорк, а попробуйте сигануть в такую вот тьму, где дальше собственного носа не видно ничего.
Шон не стал спрашивать, почему она с жизнью хотела покончить, видимо постеснялся. Да она бы и не сказала, сама уже понять не могла, из-за чего прыгала. У девчонок сплошная путаница в голове, они если чего-то такое сделают, то сами не знают, на кой им это сдалось.
– А как тебя зовут? Меня Шон Уинкл.
– Милиса.
Она это так произнесла, что Шон в нее сразу влюбился. У нее голос необыкновенный, красивый, если не пищит и не хнычет.