Темные архивы. Загадочная история книг, обернутых в человеческую кожу

Я решила попытать удачу и подать заявление в любом случае. Если мои органы окажутся нежизнеспособными и я не подойду на роль донора всего тела, мой план В – старая добрая кремация. Хотя сейчас я склоняюсь к аквамации, более экологичному варианту, который дает те же результаты, что и кремация, но использует воду для обработки останков вместо огня и теперь легален в Калифорнии. Мой прах, или водный прах, или пепел, или как вы это там называете, будет развеян в тайном месте, известном только мне с мужем. План В явно может измениться с течением времени. Есть элементы «зеленого» погребения, которые я также нахожу очень привлекательными, потому что если меня не забальзамируют для обучения студентов, то я бы не хотела, чтобы еще кто-то рисковал собой, делая это. Такие обстоятельства, как смена работы или переезд в другой город, также могут повлиять на мой план смерти. Представьте себе, если бы моя семья ждала до последней минуты, чтобы обсудить эти вопросы, или, что еще хуже, вообще избегала разговора, как это делает большинство американцев. С таким большим количеством вариантов и сильными эмоциями, связанными с этим, совершенно понятно и абсолютно неприемлемо, что мы стали обществом, где люди избегают этой темы. Это напряжение изначально привлекло меня к зарождающемуся движению позитивного восприятия ухода из жизни, а затем к проведению публичных мероприятий под названием «Салоны смерти», где люди могли бы говорить о ней и учиться у экспертов, подводящих к более здоровым и сильным отношениям с нашей тленностью.

К 2017 году благодаря моим книжным исследованиям я узнала намного больше об историческом аспекте взаимоотношений между медицинским образованием и трупами, используемыми при обучении, чем я могла когда-либо ожидать. Я не видела доктора Майкла Сноу лично с тех пор, как три года назад посетила церемонию благодарности донорам, и мне предстояло самой узнать, что чувствовали эти студенты в первый день знакомства с трупами.

Сноу повел меня в свой кабинет, чтобы раздобыть одолженный белый халат – этот могущественный символ медицинской профессии и ее огромной ответственности. Я надела просторное одеяние с вышитым именем доктора Хабиба и положила в карман диктофон и записную книжку. Мы спустились в подвал и прошли через несколько дверей, где мне в лицо ударил всепоглощающий запах формальдегида. Эта комната, полная трупов, не имела ничего общего с уютными помещениями с декором из дерева и латуни XIX века в Музее Мюттера. Это была медицинская лаборатория Университета Южной Калифорнии XXI века с низким потолком, освещенная флуоресцентным светом, где находились все 38 трупов, которые изучались в этом семестре.

В США есть система регистрации для доноров органов, но если после вашей смерти хоть один член семьи будет возражать, то органы не смогут забрать.

Сноу усадил меня, прежде чем пойти к ученикам. Я вернулась в главную комнату для трупов одна, формальдегид обжигал мне ноздри. Рядом с ними столпилось много небольших групп студентов, они устраивали друг другу проверку знаний, и какофония голосов была такой же всеохватывающей, как и запах. Одна студентка подошла ко мне и задала вопрос, и пришлось заверить ее, что, несмотря на белый халат, я хуже всего подхожу на роль того, у кого можно узнать ответ. Я хотела задать там собственные вопросы, и она позволила мне незаметно подойти к ее группе, чтобы понаблюдать, как они готовятся к осмотру грудной полости.

Студенты поочередно брали в руки органы, например сердце или легкое, рассматривали структуры, оставшиеся части органа, сверялись с «Атласом анатомии» Неттера на подставке рядом с трупом и совещались с фальшивым скелетом, ловко перемещаясь между всеми этими учебными инструментами и консультируясь друг с другом. Иногда студент клал «Атлас» на труп, оставляя на бумаге маленькие розовые пятна от внутренностей. Я не могла не думать о докторе Джозефе Лейди, его трактате об анатомии человека и о том, как он проверял факты из своей книги на вскрытом трупе. Студенты с уважением относились к донору и, казалось, чувствовали себя непринужденно рядом с его трупом. Я заметила на их лицах легкую боль, только когда пришло время поднять и перевернуть его. Они взяли легкое, которое лежало у него на груди, и положили его обратно внутрь, затем сердце, потом поместили вырезанную часть ребра сверху, как кусочек головоломки. Медики завернули его в простыню, потом в пластик, а потом вшестером перевернули тело. Я бродила по комнате и то тут, то там видела мочки ушей, но по большей части лица трупов были покрыты некогда белыми простынями, теперь окрашенными красными пятнами крови. Казалось, что у меня глаза вылезают из орбит, и я словно шаталась от угара. На протяжении всего этого времени я молчала – в любой другой ситуации для меня это необычно. Когда-нибудь они, возможно, будут и с моим трупом так обращаться, если я захочу.