Поездка на лодке не занимает много времени, и скоро я вижу темные контуры высоких деревьев на фоне ночного неба. Чем ближе мы подплываем, тем крупнее они становятся и тем более крохотной чувствую я себя.
Мы летим через байу к острову, но на самом деле мы летим в прошлое. Вероятно, прямо туда, где все начиналось.
Тринадцать лет назад.
К истокам.
Зейл заводит лодку на мелководье, выпрыгивает из нее, чтобы подтянуть ее к берегу, подает мне руку и помогает выйти из лодки. Вызванный его прикосновением электрический заряд заставляет меня беззвучно охнуть, и мне интересно, исчезнет ли когда-нибудь это ощущение. Я надеюсь, что нет.
Мы идем сквозь густые заросли и еще более плотную тьму, подныривая под низко склоненными ветвями, с которых свисает испанский мох и колючки, цепляющие нас, словно пальцы, пока мы не достигаем крошечной опушки в центре маленького острова.
Мы выходим из-под деревьев на лунный свет и оказываемся позади того, что осталось от старой хижины Фонтено. Демпси спалил ее, так нам всегда говорили. Я слышала эту историю столько раз. Спалил ее дотла, а потом исчез.
После того, как утопил Эмбер и Орли и оставил их гнить в пруду.
Сейчас, через тринадцать лет после той страшной трагедии, мало что осталось памятного на этом месте. Ни монументов, ни мемориалов, ни маленьких деревянных крестов. Просто груда почерневших от огня бревен.
Мои глаза привыкают к темноте, и я оглядываю поляну, чтобы заметить крохотную палатку, вокруг нее раскидано несколько предметов утвари: постельные принадлежности, лежащая на камне бритва, кострище и кастрюля без ручки. Здесь же валяется пустая банка из-под бобов, а к дереву прислонена самодельная удочка.
Мне тяжело смотреть на место, из-за которого у Зейла могут быть ночные кошмары, на кости хижины, где погиб его брат-близнец.
Аарон. Номер двенадцатый.
Мне не хочется смотреть и на пруд, в котором утонули Эмбер и Орли. Я стараюсь гнать от себя образы их тел в пруду. Я не хочу знать, как они выглядели, когда их выловили из воды. Неузнаваемые лица, распухшие руки и ноги.
Зейл молчит. Я чувствую, что он наблюдает за мной, ждет. И я не уверена, смогу ли сделать то, что мне нужно. Хватит ли мне сил.
Но я должна попытаться, потому что мне больше невыносимы тайны.
Я вынимаю из своих волос маленьких серебряных птичек, крепко зажимаю их в кулаках, закрываю глаза и думаю о своей матери. Я так долго стою неподвижно, мне кажется, что мои ноги становятся кипарисами, глубоко вросшими в мягкую почву. А я – часть пейзажа байу, как меч-трава, водяной гиацинт или ряска.
Вскоре я открываю глаза. Зейл не шевелится, я даже не слышу его дыхания. Я не понимаю, здесь ли он еще, надеюсь, что да.
Но я не могу повернуть голову и посмотреть, потому что вижу свою мать. Не воображаемую, а во плоти, стоящую прямо передо мной, но она не смотрит в мою сторону. Ее зеленые глаза устремлены вперед, сфокусированы на хижине. Она красива, молода и стройна, однако выражение ее лица строгое, непреклонное.
Возникает вспышка света, и моя мать улыбается. Удовлетворенная.
Я вижу, как огонь пожара отражается от серебряных колибри, приколотых к ее длинным волосам.
А потом я ощущаю жар, чувствую дым.
Однако кругом царит тишина. Мертвая тишина.
Дым наполняет мои ноздри и пробирается в горло, поэтому я отворачиваюсь.
От хижины. От своей матери. От другой женщины, выскочившей из превратившегося в кромешный ад домика и прижавшей к груди маленького светловолосого мальчика.
Я смотрю на пруд, на пруд утопленников. Посреди темной воды плавают бок о бок два маленьких тела.
И мгновение я слышу голоса, словно кто-то включил радио на полную громкость.
Гневные крики. Шум толпы. Кто-то рыдает. Кто-то вскрикивает.
В следующий момент я понимаю, что все кончено, и оказываюсь сидящей на земле. Зейл держит меня в объятиях, произносит мое имя, прижимает к груди. Повсюду, где наши тела соприкасаются, я ощущаю покалывание. Зейл помогает мне встать, но я пошатываюсь, и он держит меня под локоть.
Я разжимаю пальцы, чтобы взглянуть на маленьких серебряных колибри, и понимаю, что должна сказать Зейлу правду. Пусть даже мне этого не хочется. Потому что все мы страдаем из-за наших тайн. И на мне они должны закончиться.
– Моя мать, – шепчу я. – Это она вызвала пожар.
Над головой вспыхивает такая яркая молния и раздается такой громкий раскат грома, что на время я глохну и слепну. В ушах звенит, а в глазах мелькают мушки. Поток электричества стремится вверх по руке, а потом врезается мне в грудь. Грудная клетка словно раскаляется, ничего подобного я никогда не ощущала. Я вскрикиваю от боли, и силой удара меня отбрасывает назад. Я падаю в грязь на краю пруда утопленников и сижу там, схватившись рукой за бешено бьющееся сердце, судорожно хватая ртом воздух. Мышцы сводит спазм. Снова слышатся раскаты грома, его мощь заставляет меня содрогнуться.
– Прости, – произносит Зейл. – Я не хотел… прости, Грей.
– Мне нужно домой.