Темные завесы

– По-моему, Ребека пытается мне что-то сказать, Луиза, – тихо произнесла Кэтрин. Это наконец привлекло внимание женщины. Подняв глаза, она посмотрела на Кэтрин твердым и ясным взглядом. – По-моему, она хочет, чтобы я знала, что тогда произошло. Вы были там в тот вечер. Можете мне сказать? Можете сказать мне, что случилось с Ребекой?

– Он убил ее, – сказала старуха, и ее лицо исказилось как от боли.

– Кто? Кто убил ее? Вы знаете?

– А потом отобрал меня у Джека. Не следовало этого делать.

«Давай-ка поосторожней, – сказала себе Кэтрин. – Эта женщина хрупка, как стекло. Одно неверное слово может спровоцировать маниакальный эпизод. Видит бог, я уже видела, как такое случается». Она осторожно взяла Луизу за руки и нежно помассировала их, ощутив, как медсестра слегка напряглась в своем кресле.

– Наверняка это было для вас очень печально, – прошептала она Луизе, – что вам пришлось так вот вдруг уйти, пришлось оставить маленького мальчика, которого вы так сильно любили.

Увидев улыбку Луизы, медсестра расслабилась.

– Он был такой красивый… Совсем как его мать, – произнесла Луиза, сжимая руки Кэтрин. – Ты похожа на нее.

– Вы сказали, что он забрал вас у Джека. Вы хотите сказать, его отец? Это он отправил вас сюда?

Достав из кармана еще одну фотографию, Кэтрин положила ее Луизе на колени. Это был снимок, найденный в шкатулке с памятными вещицами Ребеки, к которому теперь был приклеен скотчем оторванный кусок, обнаруженный в комоде в гостиной. Они идеально подошли друг к другу. Там была Ребека, стоявшая между своими мужем и деверем. Оба были просто-таки невероятно похожи друг на друга, даже выражениями лиц. Но при ближайшем рассмотрении становилась видна существенная разница. Дело было в глазах, в изгибе улыбки. В мужчине слева от Ребеки было что-то искреннее, располагающее. В Роберте, ее муже. Именно так и описывал его Гутиэррес. В близнеце справа от нее проглядывало нечто холодное и расчетливое. В Уоррене. Иначе и быть не могло. Его глаза не просто смотрели на тебя – они оценивали тебя. Точно так же он смотрел на Кэтрин в тот вечер, когда она познакомилась с ним в британском посольстве. И теперь выражение лица Ребеки приобрело больший смысл. Сначала Кэтрин подумала, что она смотрит прямо в объектив, но на этом состыкованном снимке было видно, что взгляд ее направлен чуть правей, в сторону Уоррена с его абстрактной улыбкой. И, как показалось Кэтрин, вместо настороженности выражение лица Ребеки теперь граничило с острой враждебностью.

Луиза высвободила руки из рук Кэтрин и взяла фотографию.

– Это был Роберт, Луиза? Это отец Джека отослал вас после смерти Ребеки?

По щеке у старухи скатилась слеза, руки у нее задрожали.

– Простите, Луиза. Я не хотела вас расстраивать. – Кэтрин потянулась было за фотографией, но Луиза не отдала ее. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – взмолилась она, пытаясь забрать у нее снимок. Луиза отдернула руку назад. – Луиза, что такое? В чем дело?

Старуха потянулась к подносу с нетронутым ужином, стоявшему рядом с ней, схватила с тарелки пластиковую ложку и разломила ее пополам. И, прежде чем Кэтрин успела остановить ее, начала тыкать острым обломком в фотографию, разрывая ее.

– Луиза, прекратите! Что случилось?

Женщина стонала, как животное в предсмертных муках. Медсестра вскочила на ноги, бросилась к ним и схватила Луизу за руки.

– Что вы с ней сделали? – заорала она на Кэтрин.

– Ничего. Я не знаю. Я показала ей фотографию…

Медсестра проигнорировала ее.

– Луиза, дай мне ложку, дорогая, всё в порядке. Давай-ка я заберу эту фотку. Отдай ложку. Всё в порядке.

Но всё было далеко не в порядке. Луиза окончательно потеряла контроль над собой. Медсестру она ткнула обломком ложки, оставив уродливую рану на щеке. Та взвыла от боли, а Кэтрин в ужасе отпрянула. Другие пациенты в палате наконец-то очнулись от оцепенения и уже присоединялись к происходящему, хохоча и визжа. Внезапно появились два санитара, чтобы удержать Луизу. Фотография Ребеки, Роберта и Уоррена во время борьбы слетела на пол, где на нее упали брызги крови из распоротой щеки, размазавшись по изображенным на ней лицам.

– Вам лучше уйти, – буркнула медсестра сквозь окровавленные пальцы, сжимая руками лицо.

Кэтрин схватила фотографию и выбежала из палаты под дикие вопли других пациентов, преследующие ее по коридорам. Несколько раз не там свернув, она вдруг оказалась в каком-то коридоре с жилыми комнатами, где пахло хлоркой и немытым телом. Несколько пациентов, бродивших в халатах и ночных рубашках, обернулись посмотреть на нее, нерешительно застывшую на месте. Некоторых, похоже, ее замешательство и отчаяние лишь позабавили. Возможно, им было слишком хорошо знакомо это чувство.

– С возвращением, дорогая, – сказал какой-то небритый мужик, лыбясь на нее с порога своей комнаты и потирая промежность.