Темные завесы

– Я начал заходить в дом, пока ты спала, передвигать мебель, включать музыку в любое время суток. Это была самая легкая часть. Особенно после того, как я озаботился тем, чтобы пролаксис в твоем флакончике был в более сильной дозировке, чем прописано твоим врачом. Намного. Затем я начал оставлять другие вещи, чтобы ты их нашла. Коньяк. Маску. Пластинку Пиаф с письмом моей матери… Откуда ты его и достала. Я был воистину заворожен твоей находчивостью, твоей проницательностью. Касательно того, о чем я даже не думал. Поездка к Луизе в Елизаветинскую… Твои разговоры с Гутиэрресом, с детективом Стивенсоном… Хотя я должен признать, что Гутиэррес оказался некоторой проблемой. Ты пробудила у него слишком много воспоминаний. Он позвонил мне. Сказал, что кое-что возвращается к нему. Мне пришлось пресечь это в самом корне.

«О господи… Он убил Роберто. И все из-за меня».

– Пожалуйста, прекрати, – простонала Кэтрин. Она больше не могла выносить это обвинительное заключение. Как она могла быть такой податливой? Как могла позволить так ловко манипулировать собой? Как могла проглядеть психопата, скрывающегося за обаятельной внешностью?

– Не казни себя, Кэтрин. Уоррену это сходило с рук больше тридцати лет. И так и продолжало бы сходить. Но теперь ты предала его правосудию.

– Я?

– Естественно, дорогая. Все знают, что ты была буквально одержима тем, что случилось с моей матерью. Кто знает, что творилось в твоем безумном воображении, когда мой дядя пришел сюда сегодня вечером? Кстати, сколько таблеток пролаксиса ты приняла?

«Он улыбается?»

Джек полез в карман за носовым платком. И только сейчас Кэтрин заметила, что он держит в руке пистолет Ребеки – тот самый, из шкатулки с памятными вещицами, оставшейся наверху. Он протер его и вложил в ее правую руку. На миг она прикинула: не использовать ли этот ствол против него?

Кэтрин желала, чтобы ее пальцы обмякли и выронили пистолет, но было уже слишком поздно. Теперь на нем остались ее отпечатки пальцев. Все ее мышцы дрожали, когда она изо всех сил пыталась прицелиться в Джека. Он просто стоял там и наблюдал.

КЛИК, КЛИК.

Она все-таки ухитрилась нажать на спусковой крючок.

Джек даже не вздрогнул.

– Ты же не думаешь, что я отдал бы тебе заряженный пистолет?

Опять эта улыбка. Та, которая когда-то казалась такой очаровательной, но теперь выглядела просто самодовольной. Джек пожал плечами и поднялся с пола.

– Теперь осталось подчистить лишь пару концов, – сказал он, показывая ей письмо своей матери. – По-моему, это может несколько усложнить ситуацию, как думаешь? Вызвать несколько вопросов, с которыми нам очень не хотелось бы иметь дело. Думаю, лучше всего от этого избавиться.

Вытащив из кармана Уоррена зажигалку, он подошел к камину.

Кэтрин попыталась приподняться, по-прежнему прижавшись спиной к стене. Что-то теребило ее – что-то в самой глубине ее сознания, что-то настойчивое, так и взывающее к вниманию. Словно пытаясь предостеречь от чего-то, но какофония всего, что только что произошло, заглушала его призывы. Джек наклонился и нащупал кран подачи газа в камин. Сигнал тревоги у нее в голове звучал все громче и громче. Джек бросил письмо Ребеки на решетку и повернул кран. Щелкнул зажигалкой Уоррена, но она не загорелась. Кэтрин попыталась сдвинуться, но все тело казалось слишком эластичным. Ее мозг посылал команды мышцам, которые игнорировали их или отклоняли в сторону. Конечности двигались не так, как она хотела.

«Поскорей убирайся отсюда! – кричал ее внутренний голос. Она вцепилась в пол, пытаясь отползти подальше. – Нужно срочно выбраться из этой комнаты!»

Джек этого не слышал – продолжал чиркать колесиком зажигалки, пытаясь заставить ее зажечься. Тело Кэтрин наконец подвело ее, и она с громким стоном повалилась набок.

На сей раз он услышал ее и обернулся. Как раз в тот момент, когда фитиль зажигалки наконец загорелся. И в этот миг Кэтрин увидела, как взорвалась газовая труба. Взметнулось пламя, и письмо Ребеки вспыхнуло, как лист пиробумаги в руках у фокусника. Труба превратилась в огнемет и извергла струю пламени в комнату, угодив Джеку прямо в руку. Он в шоке и ужасе отпрянул, когда огонь взметнулся к его лицу. «Этого не может быть, – подумала Кэтрин. – Это все не на самом деле».

Но все это происходило на самом деле.

Джек теперь был живым факелом, дергающимся в беспомощной агонии, хватающимся за занавески и мебель и поджигающим их одним своим прикосновением, – рот разинут в беззвучном крике, руки колотят по покрывшейся волдырями коже в тщетной попытке задушить пылающий кокон, который все быстрей поглощал его.