Специалисты Его Величия в один голос твердили, что Город обречен, и отводили ему на существование ровно столько времени, сколько понадобится скрыплам, чтобы проникнуть во все его действующие шахтокварталы. Однако, судя по поведению Ховрина, горожане себя загнанными в угол не считали. И это не было развешиванием лапши по ушам, ни в коем случае. Уж с лапшой-то в словах милого Стасика она, Эни, всегда смогла бы разобраться. Ховрин верил в будущее Города на Азере, и надо было выяснить, на чем эта его вера базировалась… зиждилась, так сказать… – умные слова стали ее коньком, она даже и про себя произносила их теперь с особенным шиком.
Выяснить реальное положение вещей – полагала Эни – можно было только в Северной шахте, однако весь север специальным распоряжением ховринского комитета был объявлен закрытой зоной, доступ в которую был разрешен лишь при наличии специальных пропусков. Эни полагала, что добыть такой пропуск в инстанциях для нее не составило бы особого труда, но при этом всегда существовал риск нарваться на кого-нибудь знакомого, что могло быть чревато самыми разнообразными неприятностями. Не стоило забывать, что помимо Рекса с его компанией придурковатых идеалистов, были еще и Старкоффы, упрекнуть которых можно было в чем угодно, но только не в избыточном идеализме. Разумнее было отправиться прямо на место под видом красивой дуруши, которой пришла в голову блажь, ну, скажем, полюбоваться живым скрыплом.
Изо всех принадлежащих ей каров для этой поездки Эни выбрала "лайму" – ярко красный одноместный скример, крохотный, но очень мощный и невероятно юркий. Во-первых, к этому крохотному ежу с его жуткими иглами – энерговодами не посмеет сунуться ни один скрыпл. А во-вторых, светиться в роскошных представительских лимузинах в этой поездке явно не следовало, изящная "лайма" прекрасно соответствовала облюбованному ею образу то ли рекламной художницы с шестого, то ли просто богатенькой, шалой, очень-очень глупой гламур-дуруши из околобогемных кругов.
Соответствующим образом одевшись – ярко, легко, очень прозрачно, с максимальным обнажением всего, что притягивает к себе мужской взгляд – Эни повесила на шею предмет, с которым теперь практически не расставалась: одноразовый игломет, имеющий вид экстравагантнейшего кулона, вывела со стоянки "лайму" и устремилась вперед, старательно нарушая правила дорожного движения – правда, осторожно и в разумных пределах.
Межшахтный путепровод, ведущий в Северный шахтоквартал, оказался совершенно пуст, однако до шахты добраться ей, конечно же, не дали. Задолго до кольцевой развязки, выводящей на центральный путепровод Северной шахты, скример чуть не врезался в стоящую поперек путепровода боевую машину санации. Чуть поодаль стояли еще две бээмэски, возле которых толклись весьма решительного вида парни в камуфляже, посреди городского тоннеля выглядевшие, по крайней мере, на взгляд Эни, достаточно комично. От парней отделился и с расхлябанной ленцой пошагал к ее лайме, развеселый такой лейтенант, слегка, может быть даже и подшофе. Не дожидаясь, пока изволит опуститься язык гондолы скримера, он весело заорал:
– Ну, и скажи-ка ты мне, чудило траханное, куда это ты прешь и по каким-таким важным делам? Может, у тебя даже и допуск имеется?
Впрочем, как только он увидел, кто сидит в кресле пилота, глаза у него выпучились, нижняя челюсть отвисла, и совершенно отнялся язык.
Эни выбиралась из машины с очаровательной неловкостью, давая возможность парням, мгновенно оказавшимся рядом, всласть налюбоваться самыми интимными деталями ее туалета, и затарахтела, обращаясь к лейтенанту:
– Послушай, мэн, тут должен быть один кадр… высокий такой чувак … плечистый… и с усами, а как его звать, я позабыла. Он еще так говорит: Гхм-гхм! Он вчера был в самоволке, мы с ним на Бродвее склеились…
Однако лейтенант только судорожно сглотнул, не в силах оторвать взгляда от продернутой через ее пупок цепочки, увешанной сверкающими в свете фар разноцветными полумесяцами.
– Это кто ж у нас такой? – зашумели парни, окружая Эни со всех сторон. – Может, это Голубка?.. – Нет-нет, Голубка вчера в самоволку не ходил… – Тогда это Бульдик. – Какой Бульдик! Говорят тебе, плечистый… – Пацаны, это Дюбель, падла буду, он-то вчера точно с дежурства смылся и вернулся весь из себя задумчивый, а уж кто и плечистый, как не он? – Она говорит, усатый, откуда у Дюбеля усы? Приклеил, что ли? – Дюбель и приклеить может, тот еще конспиратор.
Парни тарахтели, перебивая друг друга, тянуться это могло долго, надо было брать ситуацию в собственные руки.
– Ну, может, и не вполне усатый, может, я чего перепутала, вас много, я одна, что вы хотите от бедной девушки? Я вам блондинка натуральная платиновая кругом и всюду, или почему? У меня от вас, от шнурков развязанных, уже мельтешение в глазах. И кружение происходит в голове, между прочим. Может, усатый был позавчера?