Бродвей был не то чтобы прежний, но его завсегдатаи торопились запить дринком пережитый страх и возместить зубодробительно безумными кутежами понесенный в недавнем раздрае моральный урон. Не успела Эни сделать по красной дорожке и нескольких шагов, как удостоилась множества двусмысленных и парочки совсем даже недвусмысленных предложений, к тому же сделанных в свободной и чрезвычайно энергичной манере. Ну, как тут было не пожалеть об отсутствии Кама, оставшегося при ее истинном теле? Один вид его замороженной физиономии заставил бы любителей клубнички из числа бродвейских завсегдатаев держаться от нее подальше. В каком-то смысле как телохранитель Кам был даже эффективнее Рекса, поскольку Рекс отпугивал от нее абсолютно всех мужиков без исключения, а Кам только нежелательных.
Впрочем, среди этих тоже попадались экземпляры, достойные внимания, жаль только, что фантому, по крайней мере, в его нынешнем виде, они были ни к чему или, как сказали бы тутошние вахлаки, "без надобности". Публика фланировала, публика флиртовала, публика отчаянно манкистепила, благо отовсюду, из любой самой занюханной кафушки, доносились отчаянные вопли: местным звездунам и звездухам очень пришлась по нраву улыбчивая "Задница", которая – вы только себе представьте! – никак не желала… почему-то… позволить энергичным и предприимчивым особям мужского пола стаскивать с себя "пуси – пусики".
Особенно долго Эни преследовал "герой-бизнесмен" происхождением не то, чтобы с гидропонного, но уж и никак не престижнее биохимического уровня, почему-то вдруг решивший, что достоин женщины ее класса. Он претендовал сразу и на крутой мачизм, и на бла-ародную "тонкость чуйств". Как и всякий выпендривающийся вахлак, он манерничал, цедил через нижнюю губу "волнительно" и "отвратно", забегал справа, забегал слева, выпячивал то грудь, то подбородок – вместе у него почему-то не получалось – и истошным воплем "вау! " выражал удивление, что столь бесцеремонно может быть отвергнут особой, облагодетельствованной его вниманием. "Бой" он в собственном представлении был совершенно "восхитный", и потому никак не мог поверить в столь "возмутный трабл". За короткое время он успел Эни так надоесть, что она, будто бы увидев знакомого, нырнула в первое попавшееся кафе и, только оказавшись внутри, поняла, как сказочно ей повезло.
Это, как выяснилось, была та самая, стилизованная под морское дно кафушка, которую их давняя компания облюбовала когда-то для совместных вылазок. Кафешный рум был по-прежнему полон, по-прежнему порхали по нему полуголые "чего изволите-с?", раздетые под морских коньков, и по-прежнему же, вызывая в Эни ностальгические чувства, за столиком под раскидистой латанией сидели и о чем-то спорили Лайана Бюллер и Юри Граб.
Соседний столик рядом с ними оказался свободен, и Эни быстренько скользнула за него, устроившись спиною к старым приятелям. Как они ее встретят было не вполне понятно, она хотела сначала прислушаться к разговору, чтобы тогда уж и решить, объявляться им или нет.
Беседа, между тем, велась ими очень даже занятная. Виктор Бюллер, который, как помнила Эни, был в прежнее время на тутошнем Бродвее самая главная тигра, сейчас, оказывается, заделался правой рукой Стасика Ховрина. Плотно заниматься Бродвеем он времени не имел, а посему и привлек к управлению делишками культарей свою сестру. Лайана, в свою очередь, вспомнила о Юри Грабе и тут же возложила на него всю "идеологическую" часть работы. Юри, мгновенно преисполнившись "из восторженных идей", взялся за дело со всем возможным энтузиазмом. Так и получилось, что случайно заскочившая в кафе Эни стала свидетельницей бурного обсуждения очередной его идеи – создания среди прочих проектов телетаксерного сериала "Моя счастливая Маня".
– Это наш ответ имперскому мылу! – орал Юри, в ажитации совершенно не беря во внимание, что пресловутому "имперскому мылу" эти его притязания были, что говорится, "до лампочки". – Мы его угнобим! Пора покончить с имперской экспансией на рекламно – развлекательном фронте!
Лайана в комическом отчаянии хваталась за голову.
– Ты с ума сошел? – далее последовало несколько энергических выражений резко повышенной экспрессивности. – Твоя "Маня", это ж клиника! Идиотизм! И это не только мое мнение. Виктор хотел показать первые серии в Экономической комиссии, но как сам посмотрел, просто выпал в осадок!
– Вам недоступно высокое искусство пиара! – орал разобиженный Юри, изо всех сил стараясь принять надменный вид.
– Все герои сериала кретины.
– В меру! Тебе философы нужны? Инты не только "Маню" смотреть не станут. Они вообще сериалов не смотрят. Что ты понимаешь? Герои – кретины ровно настолько, чтобы каждый гидропонщик почувствовал над ними свое интеллектуальное превосходство.
– А шутки? Шутки! Все остроты плоски и тупы.
– Ровно настолько, чтобы публика их поняла!
– Ситуации неправдоподобны до идиотизма.
– Правдоподобными они сыты по горло. Стоит выглянуть из люка своей ячейки – нахлебаешься по самое "не могу".
– Но героиня! Героиня! Пробка…