Темный бог вечности

Впрочем, вряд ли кто-нибудь на это рискнул бы. Попыток такого рода он не замечал с тех давних пор, когда примерно и публично воздал за шпионские побуждения паре наглецов из Центрального пульта телеметрии модели. Мальчики решили выслужиться за счет новичка перед замом по режиму. Но сейчас, однако же, он счел не лишним подстраховаться. Мало ли. Какой-нибудь оборзевший от собственного интуитивизма молокосос может и рискнуть – благо аппаратура ЦПТМ, да и лабораторная тоже, позволяет, если поднапрячься. Что до чьей-то способности тебя просканировать, главное, никогда не надо думать, что ты самый-самый, скромнее надо быть. А чтобы не забывалась эта полезная мыслишка, повесил бы он, Генрик, в своем – теперь своем – кабинет-руме портреты Кулакоффа с Азерски для напоминания, что и покруче тебя есть люди на свете, да вот безопасность не так поймет.

Вход в лабораторию со стороны подземки был устроен заколупический, будто это не научное учреждение, а какой-нибудь Генеральный штаб космофлота Империи, золотохранилище Центрального Банка Объединенных Компаний или, по крайней мере, его Центральный Депозитарий. Генрику все эти меры защиты всегда казались дикостью, чушью, плешью и клиническим идиотизмом. Никто на планете за исключением, ну, может быть, самых верхов, и представления не имел о ее существовании. А уж о том, чем тут ученый люд занимается… ну, а если бы даже и имел? Кому-то пришло бы в голову напасть на нее?.. С палашами, алебардами и кулевринами на локомобилях?.. Да и за каким, извините, хреном? Нет, если и были у обитателей лаборатории некие опасности в жизни и проблемы, то проистекали они отнюдь не от внешней угрозы.

Юный шеф вступил в пропускник первого уровня уже полностью собранным и готовым ко всем сложностям подземного бытия – на место лабораторного шефа он был совсем не единственным кандидатом, имелись среди потенциальных претендентов и крайне активные персоны… причем, активные не только, и даже не столько в научной области. Ожидать было можно – и нужно! – всякого.

Ожидания начали оправдываться, как только он вступил в детекторный коридор. Все приборы контроля, призванные определить наличие у посетителя запрещенных предметов и веществ, взвыли на разные голоса и заморгали контрольными панелями. Если им верить, злополучный шеф-актуализатор являлся обладателем арсенала вооружений, которому позавидовал бы целый взвод малиновых беретов. А активизировавшиеся указатели опасности утверждали, что с его появлением в пропускнике взорвались одновременно атомная, химическая и бактериологическая бомбы.

Не успел он сообразить, что именно следует предпринять, чтобы избежать энергичной реакции автоматических защитных устройств, как диафрагмы портала впереди и позади него схлопнулись, исключая любую возможность передвижения. Он оказался заперт в крохотном закутке, вокруг с огромной частотой мигал свет – красный, зеленый, фиолетовый – и скрежещущий механический голос орал тяжким басом: "Поместите багаж в грузовую ячейку – поместите багаж в грузовую ячейку – поместите багаж…". Свет еще кое-как позволял ориентироваться в помещении, голос же грохотал с такой силой, что единственным желанием человека в этот момент было лишь как можно плотнее зажать ладонями уши. Генрик невольно зажмурился, завопил во весь голос: "Багажа нет" и, нащупав панель ключа, плотно прижал к ней правую ладонь. Свет, однако же, продолжал мигать, а голос лишь сменил тональность, и теперь вместо густого баса "поместите багаж…" гвоздем по стеклу скрипел не менее впечатляющий пронзительный дискант.

Шипя и ругаясь сквозь зубы от лютой боли в позвоночнике, Генрик буквально навалился на свою прижатую к панели ладонь: черт с ним, с ключом, управление системой надо было срочно брать на себя, какое-то время назад он обнаружил у себя соответствующие способности. Встроиться в систему управления удалось довольно быстро. Голос противно булькнул и замер на полуслове. Миганье света прекратилось, зажегся обычный электрический свет, который вначале медленно померк, а потом, однако же, вдруг начал усиливаться и, в конце концов, достиг яркости, от которой глаза даже и в защитных линзах невольно щурились и слезились.

На этом достижения Генрика и закончились. Система была слишком сложной, старательно испорченной и, главное, многопроцессорной. Каждый из процессоров действовал индивидуально и независимо от других. И каждый же был расстроен очень любопытным образом. После пикового безобразия, которое вероятно должно было закончиться гибелью, так сказать, "объекта воздействия", то есть лично его, Генрика, процессоры должны были снова перестроиться в нормальный режим работы и уничтожить все следы сбоя в своих мозгах.