Тень

Вот туда и повела собака-ищейка Ивана Галушко. Поначалу полицейские долго не хотели входить на мельницу, но приказ начальства не обсуждается – пришлось, трижды сплюнув через плечо и осенив себя святым крестом, начать копаться в обгоревших бревнах и каком-то старом хламе. Чудо, но очень скоро нашли сверток, завернутый в окровавленную тряпицу. А в ней… языки! Да, да, те самые, недостающие. Только один никак не поддавался опознанию, ибо был он размером огромным и не похож на человеческий. Ладно, разберемся в участке, кто ж это был таким болтливым, что не уберег такое чудо. Теперь срочно нужно найти Лукерью и ее внучку. Дома она так и не появилась. Неужто подалась в бега? Или в городе? Сказали, что внучка ее теперь живет там. А может, в церкви? Решили искать по порядку. Сначала церковь, потом домой к внучке. Добрались до церкви, перекрестившись, вошли. Никого. Ан нет, в правом темном углу, на коленях перед иконой Божьей матери стояла какая-то бабка. Иван тихонько подошел сзади, заглянул в глаза молящейся.

– Христос спаси тебя, заблудшая душа! Все ли грехи замолила, Лукерья? – с этими словами Лукерья обернулась, глаза ее широко открылись, и в них отразился такой ужас, будто увидела она перед собой не полицмейстера, а самого Сатану! Она открыла рот, силясь что-то сказать, попыталась встать с колен, да в тот же момент плашмя грохнулась об пол всем телом. Иван было попытался уберечь ее от падения, да был неловок, и Лукерья осталась недвижно лежать на черном деревянном церковном полу, отполированным прихожанами, перед иконой Святой Богородицы, которая жалостливо взглянула на нее и тут же отвернулась к своему дитятку. Галушко пощупал пульс Лукерьи и перекрестился. Преставилась. Сердце не выдержало тяжести грехов.

– Вот и нет больше ведьмы! – отчитался Галушко перед начальством, а оно, в свою очередь, поспешило успокоить жителей Орловского уезда. Люди пороптали немного, пошумели, обсудили все случившиеся и возможные последствия, и понемногу успокоились. Вы спросите, а что же Ефросинья? Да, в первое время ей действительно было нелегко выносить проклятия не особо образованной части уезда, да ничего, слава Богу, все постепенно улеглось. Тем более, что в городе слухи и разрастаются быстрее, и забываются тоже – их всегда можно заменить более свежими. Фрося очень тяжело пережила смерть любимой бабушки. Она все поняла – и значение языков, и то, зачем бабушка направилась в церковь, кою не очень-то жаловала при жизни. Она хотела покончить со своим прошлым и забыть его навсегда. Но было уже поздно – божья рука возмездия настала ее прямо в храме. Церковь даже не стала ее отпевать – побоялись людского гнева. И похоронила Фрося с мужем Лукерью темной ночью у той самой мельницы, подальше от глаз людских, чтоб никто не видел. Поставили простенький деревянный крест. Ни имени, ни дат жизни. Народ ее не простил. Фрося долго думала, что же делать со злополучным сундуком? Несколько раз порывалась она приехать, да открыть его, но каждый раз дикий страх охватывал ее до дрожи в коленях, когда вспоминала она Тень и ее проделки. Муж ничего не знал, да и незачем ему. К тому же она уже носила в себе его ребенка, и вот-вот должна была родить. Они по-прежнему дружили с Женькой Мальчуковой несмотря на то, что Женя с супругом Иваном жили в деревне. Не раз порывалась Фрося рассказать подруге про Тень, но все время останавливалась, боясь, что это может каким-то образом навредить им обеим, и, не дай Бог, и их семьям.

Шли годы. В семье Мальчуковых родилось двое: девочка Лида и мальчик Александр. У Фроси – дочь Ксения. Взрослые все реже встречались друг с другом. Да, может, и было бы все хорошо, если бы Степан, муж Ефросиньи не стал частенько закладывать за воротник. Не скажу, что Женин Иван был трезвенником, нет. Его даже назначили помощником милиции и выдали наган. Чтобы, значит, следил за порядком в деревне, а то милиции после небезызвестной Революции стало некогда ездить по деревням и наводить там порядок. А однажды, когда Евгения ждала мужа с очередного «задания», кобыла привезла подводу одна, без бравого всадника.