Тень

– Ну, да. Конечно, в отца! Его ж еще Степаном кличут?

– Степаном.

– Да, давненько я твоего батьку не видел. Говорят, он все больше в городе теперь живет? Заходит, хоть?

Девочка смутилась.

– Нет, почти не заходит. Они с мамой поругались.

– Так уж и не заходит? А как же проведать такую прилежную дочку-красавицу? Тебя как зовут?

– Ксения, – девочка потупила глаза и задумалась.

– Так что ж? – не унимался милиционер

– Вроде, заходил намедни… Но…

– Но что, что? – Иван присел перед Ксенией на корточки

– Да нет, привиделось мне все это.

– А что, что привиделось? – не унимался Иван

– Ну, вроде кричал он, ругался на маму, а потом дракон пришел и выгнал его из хаты.

– Какой такой дракон? – Иван опешил

– Страшный, с огромными зубами, да копытами

– Постой, постой, – ты точно видела, что дракон?

– Да я же говорю вам, дяденька, что сон мне такой приснился, сон, понимаете? – Ксюша вдруг вспомнила наставления мамы.

– Какой такой сон?! Ты видела отца, или нет?

–Что вы на меня кричите? Я же сказала, что видела, но во сне! – Ксения, зарыдала.

– Ладно, успокойся и иди домой. К маме. – Точно, ведьмино семейство! Иван шел и мысли путались у него в голове. Дракон, сон, Степан, отрезанная голова. Сплошная чертовщина! В первый раз в жизни он ощутил какой-то подлый липкий страх и мурашки пробежали по коже. Брррр! Неужели придется все бросить? Не в моих это правилах. Нет, не в моих. Значит, нужно действовать не в лоб, а осторожненько, исподволь. Надо это дело обдумать. С этими словами он зашел в кабак, заказал водки с селедкой, хлопнул стакан, и… впал в хандру.

Вечером Фрося не могла дождаться своих подруг, все ходила кругами по хате, как заведенная. Наконец, они появились. И, как-то обе сразу, как сговорились. На этот раз Тася зашла и крепко обняла свою подругу.

– Никак не пойму, как это ты делаешь? Когда сама трогаешь – вроде человек, а как тебя попытаешься потрогать – как в пустоту проваливаешься, – удивилась Фрося.

– А я и сама не пойму. Так уж мы устроены. Хотя, мне нравится, – рассмеялась Тася. – Ладно обо мне, давай теперь о милиционере. Приходил ведь?

– Ничего от тебя не скроешь, все-то ты знаешь, – удивилась Фрося. – Откуда?

– Секрет, – подмигнула Тася. – Ну, давай, рассказывай уже!

Фрося и Женя рассказали все, что произошло днем. И с ними, и с дочкой.

– Плохи дела, уж больно дотошный этот Иван Галушко. Тем более, наверняка помнит и про языки, и про Лукерью. Что же нам с ним делать? Можно, конечно…, – глаза Таисии блеснули недобрым светом.

– Даже и не думай! – Фрося аж подскочила с места. – Хватит нам уже смертей. Грехов на нас с тобой – на десятерых хватит.

– Ну, хорошо, хорошо, – Тася успокоилась. – Тогда, девочки, у меня никаких мыслей по этому поводу нет. Доказать они ничего не могут, так что, бояться нам, то есть, вам, нечего. Спите спокойно. А если вдруг что стрясется непредвиденное – вот тогда и будем разбираться.

Три дня запоя Иван Галушко перенес стоически, однако, надо признать, что начальство его хандру не оценило и предупредило, что в следующий раз он вылетит из доблестных рядов строителей светлого будущего, как пробка из-под горилки! Иван, хоть и был еще сыроват в области новой экономической политики, не говоря уж о политических дрязгах, однако, нюхом почуял, что еще пару таких закидонов, и за ним тоже приедет черный воронок. А ведь воронок он готовился направить в совсем другом направлении. Когда голова его просветлела окончательно, он понял, что миром эти Мокеровские ведьмы признаваться не собираются, и в его уже воспаленном мозгу возникла гениальная идея! Зайдя в камеру, где хранились вещественные доказательства, он нашел бумажный конверт с личными вещами Степана. Порывшись в них, он выбрал скромный, но приметный предмет – роговую расческу, в качестве ручки у которой была голова рыбы. Оригинальная вещица, и, главное, приметная. Наверняка, родные и знакомые ее не раз видели. Он незаметно засунул ее в карман, и вышел из камеры, ничего не сказав охраннику. На следующий день он долго и упорно доказывал начальству о том, что именно Ефросинья Мокерова виновна в смерти не только Степана, мужа своего, но и тех людей с оторванными языками. Ее следует немедленно арестовать, а улики он обязательно найдет в доме, либо возле него, если хорошенько пошерстить. Говорил он с таким революционным пылом, что начальство просто отмахнулось от него – делай, как знаешь, только дров не наломай. Да, время было мутное, люди пропадали сотнями и тысячами, кто ж обратит внимание на пропажу двух-трех ведьм? Да никто! И Иван пошел в атаку. Не откладывая в долгий ящик, на следующее же утро в сопровождении двух милиционеров на грузовичке С-24 он подъехал к дому Ефросиньи. Ногой распахнув дверь в хату, приказал командным голосом:

– Кто в доме есть и прячется – выходь, а то стрелять буду!

Из комнаты вышла перепуганная Фрося с половой тряпкой в руках.

– Это кто ж у нас прячется? Что ты говоришь-то? Срамота одна!

– Сейчас я покажу тебе – срамота! Фамилия?! – Он демонстративно сел за стол, достал планшет, карандаш с бумагой, насупился, приготовился вести допрос.