Тень Галена

Пусть аристократы и интересуются изысканиями в областях анатомии, коллекционируя рецепты редких лекарств, но интеллектуальное любопытство совсем не то же самое, что обсуждение возможной партии родственника с едва начинающим подниматься на ноги врачом. Тем более, с таким как я в те годы — из семьи, изгнанной в провинцию за проступки предка. Жизнь сделала меня свидетелем, через какие толщи скептицизма и снобизма прокладывал себе путь к уважению и славе мой учитель, Гален. Но не было во мне ни его гениальности, ни потрясающей всех своим размахом образованности, ни даже знатного происхождения, доставшегося ему от Никона.

С Латерией мы познакомились, когда я лечил ее отца. Совсем юная, не старше двадцати, прелестная девушка с редкими, зелеными глазами, украдкой она улыбалась мне, когда я, время от времени, через атриум бегал к телеге. Упакованные в ящики, там лежали травы и ингредиенты, что всегда путешествовали по Лацию вместе со мной.

В первый же вечер меня попросили остаться на пару дней, чтобы я мог наблюдать за ходом выздоровления. Приступы отца семейства были непредсказуемы и не на шутку пугали его родных. Пожилому мужчине стало лучше, лихорадка отступила, но результаты лечения все еще были довольно зыбкими. Состояние пациента могло измениться в одночасье и врач рядом оказался бы очень кстати. К тому же дом Латериев был весьма просторным, так что меня просто пригласили в один из множества гостевых кубикулов.

После ужина я с теплым волнением вспоминал улыбки Латерии. Особенно запомнился тот ее кокетливый прищур, которым она весь вечер щедро одаряла меня. Поднимая в воображении ее образы, я ворочался, улыбаясь своим мыслям. Некоторые из них, признаюсь, горячили мою кровь. Не спалось.

До сих пор не знаю, что это было, но в ту ночь я ощутил непреодолимое желание выйти в атриум и дальше, к саду. Стояла летняя ночь, стрекотали цикады, хотелось вдохнуть ночной прохлады с запахом разнотравья и свежести. А еще больше хотелось случайно увидеть ее. Заключить в свои объятия, целовать…

Незамеченным я нырнул в атриум, прошел вдоль фонтанчика, что заглушал мои тихие шаги музыкой падающих струй и, приоткрыв дверь, выбрался из дома. Возле входа крепко спал раб, утомленный множеством поручений — семья Латериев собиралась вскоре вернуться в Рим, так что весь день он бегал, собирая и пакуя вещи.

От дома, вглубь сада уводила тропинка, едва заметная в темноте. Надеясь не запнуться и не упасть, я двинулся по ней и, словно помогая мне на пути, из-за облака выплыла луна. Круглый диск ее залил все вокруг искрами серебряного света, растапливая бархатную темноту июньской ночи.

Пройдя вдоль душисто пахнувших кустарников, высотой в мой полный рост, я заметил крепкую деревянную скамейку. Спрятанная под кроной молодого дуба, она была поставлена в великолепном, укромном месте, шагах в пятидесяти от дома. Неподалеку искрился в лунном свечении прудик. Наверное, здесь было здорово прятаться от солнца и отдыхать в полуденный зной.

Едва я сел, меня охватило трепетное волнение. Это казалось безумием, но на миг мне показалось, что и она тоже придет. Разум мой сопротивлялся столь неправдоподобным мыслям, но сердце, гулко стучащее в груди, имело свое веское мнение. Гален, будь он рядом, должно быть, убил бы меня.

Во-первых, конечно, за признание сердца источником мыслей и чувств. Но что было куда хуже — за нарушение врачебной клятвы. Даже мысленное!

«В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, несправедливого и пагубного.»

Слова клятвы сами всплывали в моей голове.

«Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена. Преступлю же ее и да будет мне, давшему клятву ложную, все обратное этому…»

Где-то вдали лаяли собаки. В саду тоже стоял фонтан, намного больше, чем в доме. Ритмичное журчание воды в нем смешивалось с шелестом листьев. Подставив лицо прохладному ветру, я улыбался своим мыслям, растворяясь в гармонии ночи. Конечно же, я думал о ней.

Протяжный скрип заставил меня вздрогнуть и обернуться. Со всех сторон окруженный листвой, я ничего не увидел. Прислушавшись, я с трудом различил легкое шуршание, будто ветер гонял листву. Я вновь откинулся на спинку скамьи и уже успел вернуться к своим сладостным фантазиям, как из-за кустарника выглянул стройный силуэт.

От неожиданности я вздрогнул и даже подпрыгнул на скамье, головой ударившись о ветку. В тот же миг я услышал, как девушка прыснула со смеху, ладошкой зажимая рот.

Сердце не обмануло, это была она!

Мы шептались…

Мы обнимались…

Мы целовались…