Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Гоголь часто, особенно в сороковые годы, отождествлял себя с русским народом. Если адресатами его писем были не украинцы, не «однокорытники» по Нежинской гимназии, а русские люди, то он и сам будто превращался в русского. Но разве таким он был в жизни? В декабре 1840 года Гоголь писал С. Т. Аксакову: «Да, чувство любви к России, слышу, во мне сильно»[1752]. Сергей Тимофеевич, комментируя эти слова, заметил, что обычно Гоголь вел себя иначе. Не только до этого письма, но и годы спустя он «по большей части подшучивал над русским человеком»[1753].

Русские путешественники, не оценившие его любимой Италии, вызывали у Гоголя ярость. Русские виноваты в том, что сердятся на уличную грязь, виноваты и в том, что им не понравились итальянцы, а в Риме им не хватает развлечений[1754]. «Что за несносный народ!» – в негодовании пишет он своей ученице Марии Петровне Балабиной. «…А как несет от них казармами, – так просто мочи нет»[1755], – добавляет он, вероятно, забывшись. С чем, как ни с казармой ассоциируется Россия у всех ее врагов? Россия николаевская. Воинственная, затянутая в мундир. Да ведь не зря же и дом Собакевича напоминал те, что строятся для военных поселений и немецких колоний[1756].

Как бы ни превозносил Гоголь Россию и русский народ, читатель, преодолевший гоголевские чары, отзывался о «великорусских» сочинениях Гоголя с изумлением, с возмущением, а чаще – с грустью. Николай Иванович Надеждин, русский издатель, журналист и притом серьезный ученый, основоположник отечественной этнографии, говорил, что ему больно читать «Мертвые души»: «больно за Россию и русских»[1757].

Если верить свидетельству Гоголя, Пушкин услышал от самого автора несколько глав первой редакции «Мертвых душ». Поэт ожидал гоголевского веселья, «искреннего и непринужденного, без жеманства, без чопорности» и гоголевской поэзии. Но по мере того, как Николай Васильевич продолжал чтение, Пушкин понемногу «становился всё сумрачней, сумрачней, а наконец, сделался совершенно мрачен. Когда же чтенье кончилось, он произнес голосом тоски: “Боже, как грустна наша Россия!”»[1758]

Этот рассказ перекликается с эссе Розанова «Гений формы», написанным к столетию Н. В. Гоголя.

«Под разразившейся грозою “Мертвых душ” вся Русь присела, съежилась, озябла… Вдруг стало ужасно холодно, как в гробу около мертвеца… Вот и черви ползают везде…

– Неужели так ужасна жизнь? – заплакала Русь.

Чудищами стояли перед нею гоголевские великаны-миниатюры…»[1759]

Птица-тройка, или Несбывшееся пророчество

Какая же сила влекла его к России? Только ли успех, слава, желание делать карьеру, что привели в Петербург тысячи соплеменников Гоголя? Такое предположение было бы не только оскорбительным для Гоголя, но и односторонним. Гоголь, очевидно, просто не верил в будущее Украины, как не верили в него Безбородко, Трощинский, Паскевич. Все они воспользовались возможностью поступить на службу великой империи, созданной русским народом. Они сделали верную ставку. Такой выбор принес им всё, о чем только можно было мечтать: карьеру, славу, успех. Гоголь хотел даже большего. Украинский литературовед Павел Михед полагает, будто Гоголь видел себя едва ли не апостолом обновленного христианства, «самозванным апостолом»[1760]. Пожалуй, Николай Васильевич, даже при чрезвычайно высоком мнении о себе, никогда бы не назвал себя «апостолом». Но он действительно верил в русский народ, в его мессианское предназначение. Возможно, и в самом деле полагал, что может подготовить Россию и русских к великой миссии, предназначенной для них волей Провидения. В блестящем будущем России он, очевидно, не сомневался.

«Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба?»[1761]

Если всё в мире происходит по желанию Творца, то и господство России над Украиной, и расширение империи, как виделось в те времена – бесконечное, и бесконечные победы над врагами России – всё это Божья воля.

Вся жизнь Гоголя пришлась на эпоху наивысшего могущества Российской империи. Николай Васильевич родился в год, когда Россия вела сразу четыре войны: со Швецией, с Англией, с Турцией и с Персией. Три войны Россия выиграла. Под власть императора Александра I перешли Финляндия, Аландские острова, Бессарабия, Абхазия, Мегрелия, Имеретия, Баку, Гянджа, Карабах. Утвердилась русская власть над Кахетией и Картли, то есть почти вся Грузия стала частью России. Война с Англией, заключавшаяся в редких морских столкновениях, затухла сама собой, а в 1812-м обе державы, объединенные необходимостью бороться против общего врага – Франции – подписали в шведском Эребру условия мира.