Тенеграф

Это не могло продолжаться долго. Князь снова крикнул:

— Уходи! Спасайся!

Я понял.

Чтобы все так бесславно не закончилось в ночь праздника Джурхад, кто-то из нас должен бежать. Вместе у нас не было шансов, а Якобо не умел открывать укороты.

Даже у меня был всего лишь один крохотный шанс.

И шанс этот давала тень Черного Князя, в свете сияющего существа густая, как смоляное пятно.

На мгновение мы с Князем встретились взглядами. Я кивнул ему и отдал честь, приложив эфес ко лбу.

Тогда Черный Князь, трехкратный мастер фехтования Вастилии, человек, который некогда потрясал двор, предводительствовал во время легендарной битвы под Риазано, а потом дал Сериве ее короля, ринулся в последний бой.

Бросился он прямиком на четыре меча, я же упал на колени, на его тень, пульсирующую в такт молниеносным движениям. Погрузил в нее руки и начал открывать туннель. Знал, что у меня есть лишь несколько секунд. Не было у меня времени следить за поединком — явно не худшим, чем бой Арахона с восемью врагами.

Но я знал, что долго он не продлится.

Когда туннель был уже почти открыт, в тени Князя, распростершейся подо мною, засветились яркие точки. Я поднял голову и увидел, что его вздымают вверх клинки, прошившие его тело навылет. Воздух наполнился запахом жженой крови и дыма.

И тогда я открыл укорот.

Нырнул в него, словно в прорубь, в последний момент краем глаза увидев, как Якобо Д’Эрзан, герой Риазано, возносится под потолок и его разрывает в клочья одним движением сияющий ангел войны.

Капли крови брызнули на окруженное ореолом лицо.

Тень исчезла, но я был уже по ту сторону, в укороте, который вел такой тенесторонностью, какую только и могло вынести человеческое тело.

Однако противник не остался на светлой стороне. Он ворвался в тенепространство следом за мной и мчался, будто разъяренный слон, ломал противотечения, словно галеон, режущий волны, разбрызгивая во все стороны пену тьмы.

Вырвал он из-за пояса бич чистого света — нечто немыслимое в тенепространстве, щелкнул им и попал мне по плечу. Не в мое человеческое тело — в меня.

Сильнее внезапной боли меня испугало то, что ему хватило одного взгляда, чтоб понять то, чего не понимал никто на светлой стороне: что Ирахон — лишь моя марионетка.

Мне должно было уйти от своего преследователя. Если бы я сейчас отворил укорот куда-нибудь в Сериву, он отправился бы за мной, выскочил из мрака, как проклятущий сверкающий кит, и зарубил бы меня своими четырьмя световыми мечами, прежде чем я пошевелил бы пальцем. Разве что…

Внутри тенеукорота я отворил новый, прямиком в глубочайшую тенесторонность, до которой я только сумел дотянуться.

Соединенное со мною человеческое тело ответило вспышкой боли. Его плотно объяло кипящее одеяло тьмы. Я отскочил от предательского течения, которым нормального человека разорвало бы в клочья. Замороченный болью, я с трудом мог заставить ноги марионетки сделать несколько шагов, а потом снова отошел в сторону.

Сияющий силуэт вывалился из укорота сразу за мной.

И мигом столкнулся с мощными противотечениями, которые попытался одолеть грубой силой. Я же тем временем отворил укорот в светлый мир, даже не представляя, где вынырну.

Выпал я из какого-то шкафа, дымясь и воняя паленым мясом, с дымящейся шпагой в руках, а семья горожан, с которыми я столкнулся, подпрыгнула чуть ли не до потолка.

Толстая женщина с писком выронила котелок с едой, дети подскочили с мест, старик таращился, раззявив рот, в котором торчали три последних зуба. Я нырнул в тень духовки, чувствуя, как подгибаются подо мной колени. Каждый мой шаг мог оказаться последним.

В духовке я сделал еще один укорот, на случай, если Сияющий сумеет отследить тот, который я делал раньше.

Вывалился я на что-то твердое и покатился по полу. Глаза мои атаковали сотни световых игл — звезды, высыпанные на темно-синюю тарелку, раскинувшуюся над головой. Был здесь также и обелиск, устремленный вверх, словно палец.

Каким-то чудом я попал в Треснувший Купол.

Я был ранен, я и мое тело, все еще дымившееся: волосы мне опалила жуткая жара тенесторонности дарфур. Мы оба постанывали от боли и оба теряли сознание от усталости.

Нет, это я терял сознание в двух телах, одновременно истекая кровью — как тень и как человек.

Сплавившиеся вместе под действием жара и давления больших тенесторонностей, мы соединились узами боли, ставши наконец-то одним целым.

Мне показалось, что перед тем как я потерял сознание, круг, наполненный звездами, превратился в зеркало. Я видел в нем собственное лицо: лицо Арахона, нависшее над моим.

Я хотел что-то сказать, но провалился во тьму.

Снилось мне, что я умер и что снова нахожусь в доме на улице Дехиньо, а рядом со мной сидели и смеялись Иоранда, Д’Ларно, Камина, Саннэ, Хольбранвер. И Хенсе — женщина, которую любил Герт. И жилистая бабка Кальхиры со своей ироничной всезнающей улыбкой на губах.

А потом над моим лицом нависла морда лисы, заслоняя небо, и долго задавала вопросы холодным человеческим голосом.

ІХ

— Дураки.

Это было первое, что я услышал, открыв глаза.