Теневая Черта. Звездные ловцы. Звездный Рубеж

— Вряд ли я сдал экзамен.

— Не важно. В эту ловушку я снова не попаду.

— Зачем ты их сюда привезла?

На Старой Земле родители обычно отдавали детей на попечение общества сразу после рождения. Детство Нивена было необычным в том смысле, что большую его часть он провел с матерью. С ней он до сих пор поддерживал контакт, но следы отца затерялись много лет назад.

Избавляться от детей было обычной практикой и на окультуренных внешних планетах. Биологическими родителями воспитывались хорошо если четверть всех детей Конфедерации.

Вопрос потряс Марью, оскорбив свойственное сангари чувство семьи. Но сказать об этом она не могла.

— Я забыла, что там, откуда ты родом, все по-другому. Угу, порой это даже удобно. Однако это мои дети.

— Не пытайся объяснять. Это лишь очередное различие между внутренними планетами и Пограничьем. Я к ним постепенно привыкаю.

Врач вернулась из спальни:

— Марья, я дала ему антибиотик широкого спектра и антивирусное. Ничего серьезного. Позаботься, чтобы он побольше лежал в постели и много пил, и следи за температурой. Она должна подняться. Если станет слишком высокой — дай ему аспирин. Термометр тебе нужен?

Марья кивнула, превосходно изобразив замешательство.

«Молодец, дамочка, — подумал Нивен. — Ты слишком бедна, чтобы позволить себе термометр. Но при этом подаешь настоящий кофе». Он улыбнулся. Марья проходила стажировку по хемопсихиатрии, но ей пришлось звать постороннего врача… Не двигало ли ею некое тайное желание смерти?

— Приятно было с вами познакомиться, доктор Нивен, — сказала врач.

— Мне тоже. — Он проводил ее взглядом до двери.

В ее походке не чувствовалось гордости.

— Хочешь поспать, Гун? — спросила Марья.

— Не возражаю.

Но позволят ли нервы заснуть в сердце вражеской территории?

Как оказалось — вполне. Раздевшись до белья, плюхнувшись в постель Марьи и сказав Майклу: «Спокойной ночи, капитан», он тут же провалился во тьму.

Он проснулся лишь однажды, словно в тумане, когда Марья скользнула в постель рядом с ним. Что-то пробормотав, он забылся на много часов.

Просыпался он медленно. Постепенно он понял, что короткий день Сломанных Крыльев уже миновал и снова наступила ночь. Он не помнил, где находится, пока, повернувшись, не обнаружил рядом женщину.

Это простое движение положило начало трем бурным дням.

Марья оказалась воистину ненасытной. Единственным словом, которое к ней подходило, было «изголодавшаяся». Он никогда прежде не встречал женщину, которая так нуждалась бы в мужчине.

Нивен удивил сам себя. Их любовь была столь дикой, столь сосредоточенной на одном-единственном, что напоминала скорее битву. Будто они условились: «Да будет навеки проклят тот, кто первым крикнет: „Хватит!“»

Казалось, они ничем больше не занимались, кроме как спали и совокуплялись, бросаясь в атаку за атакой в подобии сексуальной войны. Внешний мир утратил для них всякое значение.

И все же во всем этом имелся некий метод, некая рациональность. Стремясь удовлетворить Марью, которая стремилась его отвлечь, Нивен оправдывал себя тем, что не забывает, кто он такой. Он пытался убедить себя, что занимается этим ради того, чтобы разрушить вражескую командную структуру.

Он знал, что и Марьей движет не одна лишь страсть.

Иногда Нивен задумывался: где сейчас Мыш? Наверняка у Мыша были теперь развязаны руки, как он всегда и хотел.

Брэнди, поняв, что к чему, забрала брата в первую же ночь и ушла наверх к женщине-врачу. Майкл, который теперь выглядел чуть получше, иногда заходил, болтался по квартире, не говоря ни слова, а потом снова уходил. Брэнди все это время не появлялась.

«Что мы делаем?» — пробормотал Нивен себе под нос. Они были смертельными врагами. Таков был главный закон, — закон крови, в соответствии с которым ему и ей полагалось жить и умереть. И тем не менее они его отвергли — или сублимировали в образе любви…

Нивену внушало страх окончание миссии. Отчет… Ему придется отвечать на вопросы. И объясняться.

Нивен храпел, закинув руку за шею Марьи.

Здание встряхнулось, будто вылезший из воды пес. Зазвенело оконное стекло. На пол кухни посыпалась посуда. Весь квартал содрогнулся от взрыва.

Нивен резко выпрямился.

— Дэ-четырнадцать, — пробормотал он.

— Что?

— Что это было?

— Какой-то взрыв.

Они оделись на бегу. В разбитом окне отразились пляшущие языки пламени. Марья выглянула наружу:

— Во имя Санта!

— Что?

— Склад…

— Сейчас вернусь… Что это?

Снизу донесся вопль, за которым последовали крики и стоны.

Нивен узнал этот вопль. То был Мыш, охваченный жаждой убивать.

Он еще раньше увидел очертания игломета под бельем Марьи в ящике комода. И успел к нему первым.

Дверь с грохотом влетела внутрь. Ввалился оборванный, потрепанный и окровавленный Мыш. Казалось, он вырос до трех метров — настолько был взвинчен.

— Спокойно, — сказал Нивен, показывая игломет. — Все под контролем, Мыш.

Мыш не пострадал — кровь была не его.

— Я все сделал, — прохрипел он. — Сообщение ушло. Валим эту суку и сматываемся.

Такова была их работа, но… Нивен не мог допустить, чтобы эту женщину убили. То, что она была сангари, казалось несущественным.

— Нет. Незачем. Не в этот раз.