Теневая Черта. Звездные ловцы. Звездный Рубеж

— Ладно, Мыш. Просто делай все возможное. Гельмут говорит, что мы связались по межзвездной с Цейслаком и попросили ловцов передать информацию Бекхарту. — Он еще немного послушал Гельмута. — А, вы тоже это сделали. Хорошо. Слушай. Мы уже договорились. К вам летит тяжелая боевая группировка с Ханаана, две эскадрильи направляются туда с Мира Хельги, а где-то неподалеку от вас болтается в испытательном полете «Хетт». Весь чертов Флот устремился к вам.

Флот готов был в любую минуту бросить все силы на драку с сангари.

— Держись, сын. Крепость тебя поддержит. Я сам ее проектировал.

— Спасибо, отец, — рассмеялся Мыш. — Мама передает тебе привет. Мне пора возвращаться к работе.

«Мама? — подумал Шторм. — Про кого он?» Ах да — Фрида. Как Фрида справлялась в критической ситуации? Он пожал плечами. Вряд ли стоило в ней сомневаться. Она была дочерью солдата и солдатской женой.

Что дальше — покажет только время. Если крепость падет до прибытия Флота, он снова станет бедняком, во всех смыслах. Погибнут все его сокровища вместе с большинством дорогих ему людей. У него не останется ничего, кроме финансов Легиона… Он снова заставил себя переключиться на происходящее в Белоземье.

Хавик нес серьезные потери, но все еще держался. На теневой станции собирался батальон пехоты. Если Хавик продержится до их возвращения на Темную сторону, Шторм снова победит.

Он решил, что здесь все равно ничего не сделает, только заработает язву.

— Торстон, остаешься вместо меня. Пойду прогуляюсь.

— Идет дождь, отец.

— Знаю.

Вскоре Шторм понял, что не один. Рядом, сгорбившись, шла Полианна. Он не видел ее с тех пор, как погиб Вульф.

— Привет.

— Привет, — ответила она. — Все плохо?

— Они атакуют крепость.

— И там никого нет?

— Там Мыш. И семьи.

— Но сражаться некому.

— Они будут сражаться. Не хуже любого легионера. Но там в любом случае почти все автоматизировано.

— Разве ты не можешь попросить помощи у Флота?

— Он уже в пути. Но ему может потребоваться неделя, чтобы туда добраться. Если капитану рейдеров хватит решимости, этого может не хватить.

— И это все из-за Плейнфилда? Майкла Ди?

— Мой брат — тоже пешка. За ним стоит сангари по имени Дит.

Еще квартал они прошли молча.

— Мне нравится дождь, — сказала Полианна. — Мне очень его не хватало в крепости.

— Угу.

— На Горе я не могла выйти на прогулку. Слишком большим казалось небо.

— Угу. — Шторм ее не слушал. Мысли постоянно возвращались к крепости. — Вероятно, он был крайне недоволен тем, как здесь все пошло. Или, может, из-за Мира Хельги. Не знаю. Сейчас атака на крепость не имеет никакого тактического смысла.

Он продолжал негромко рассказывать, как Мир Хельги стал смертельной ловушкой для крупного рейдерского флота сангари. И — как война на Теневой Черте могла все еще пойти в соответствии с замыслом Легиона.

Полианна слушала его не больше, чем он ее.

— Спустимся туда. — Она показала на уходящую вниз лестницу. — Хочу показать, где жил мой отец. И где все еще живет моя душа.

Шторм последовал за ней в крошечную каморку, которую она делила с Лягушом. Теперь там обитал лишь призрак коротышки. Полианна жила в квартире, которую ей предоставил Блейк.

Шторм сразу же почувствовал, что для нее это нечто вроде святилища, и ему стало не по себе. Он вежливо слушал истории Полианны о каждом ее музейном экспонате, и ему казалось, будто он подглядывает в замочную скважину ее души. Слегка несвязный и навязчивый монолог помогал ему чуть лучше понять Полианну Эйт.

Оттуда они отправились к нему и занялись любовью, а потом лежали, обнявшись в вечерних сумерках, бормоча о кошмарах, ставших реальностью, и мечтах, превратившихся в дым.

— Я хочу вернуться в Модельмог, Гней, — тихо и устало проговорила она. — Там я была по-настоящему счастлива. Люцифер… Думаю, у нас бы все получилось, если бы не все остальное.

— Такова жизнь, милая. Она никогда не оставит тебя в покое. Она будет колотить тебя, пока не найдет слабые места, а потом раздерет в клочья.

— Неужели не может быть иначе?

— Не знаю. Некоторым удается как-то проскользнуть. У них никогда не бывает неприятностей, и они никогда не сталкиваются с трудностями на пути. Или просто так кажется.

— Можешь сыграть что-нибудь на той черной штуковине? Знаешь, когда ты играешь, я представляю себе одинокого старика высоко на горе… Вроде отшельника. Он сидит там, глядя на город, и думает, что, возможно, ему чего-то недостает. Но он не может понять, чего именно, поскольку когда-то жил в этом городе и делал все то же самое, что и другие… Да ты надо мной смеешься!

— Нет. Слегка удивился.

— Так или иначе, когда я слышу, как ты играешь, мне становится грустно. Наверное, сейчас мне тоже хочется погрустить. Потому что я чувствую себя как тот старик на горе. Я была там, но мне чего-то недостает.

— У тебя впереди еще куча лет.

— Все уже будет не так. Я уже не прежняя Полианна. Я сделала много такого, за что не нравлюсь сама себе. Я причиняю боль людям. Лягуш учил меня никогда не делать другим больно.

Приложив к губам кларнет, Шторм удивил Полианну несколькими веселыми мелодиями Хоги Кармайкла[9].

Когда он закончил, она улыбнулась: