Совсем скоро Люциус снова почувствовал их на спине и в тот самый момент, когда они, едва касаясь, заскользили по позвоночнику, он наклонился и поцеловал сморщенную ягодку соска. И тут же глухо застонал, будто отвечая на ее собственный вздох, так и не прекращая ласкать маленький сладкий бутон. И вкушал его до тех пор, пока стоны и всхлипы Гермионы не зазвучали одной бесконечной нотой желания… Оторвавшись от одного, Люциус тут же приник ко второму.
Реакция этой молоденькой женщины была невероятной. Она так откровенно и так остро реагировала на каждое его прикосновение, каждое движение рук или губ, что на секунду у Люциуса мелькнула мысль: а было ли хорошо с ним, на самом деле хорошо, всем тем, с кем спал он до нее? Или они играли? Потому что никто и никогда не выгибался под ним, не кричал и не задыхался так, как она сейчас.
Ждать дольше казалось уже невозможным. Продолжая целовать ее, Малфой наконец стащил сорочку и быстро отбросил ее куда-то в ноги. Жадно оглядел маленькое тело, лежащее под ним: мягкое, нежное и будто сливочное. И на секунду прикрыл глаза.
«Дурак!»
Несколько дней назад ему казалось, что прекрасней зрелища, чем Гермиона, забывшаяся в дымке оргазма, быть не может — как же он ошибался. Может! Еще прекрасней оказалась она возбужденной и теряющей рассудок от желания.
«Стоп! Успокойся. У тебя пять лет не было женщины и нормального секса!»
Но циничная мысль, такая привычная для прошлого Люциуса Малфоя, исчезла также быстро, как и возникла.
Повзрослев, Гермиона Грейнджер, без сомнения, стала очень красивой женщиной, и Малфой прибил бы любого, кто осмелился бы не согласиться с этим. Она казалась похожей на сочный спелый персик, налившийся пьянящим сладким соком и умоляющий съесть его, наконец. Люциус медленно и дразняще провел кончиками пальцев по ее бедру и затаил дыхание, увидев, как она на мгновение зажмурилась и сжала ладошками простынь. Затем скользнул ниже, слегка пощекотал округлую коленку и замер, легонько поглаживая узкую ложбинку — в том самом месте, где нога соединялась с телом.
«Да… видит Бог, она оценила эту чувственную ласку».
С наслаждением Малфой наблюдал за ее реакцией, до сих пор удивляясь: почему это нежное существо позволяет ему так много… После той самой первой боли, которую он причинил ей. Люциус почти потрясенно вглядывался в ее лицо, страшась, что увидит в нем опаску и всей душой надеясь на обратное. И снова мысль о прошлом кольнула его. Обычно его женщины лежали в постели с закрытыми глазами (даже Нарцисса!). И было неясно, нравится им то, что он делает, или же нет.
Но Гермиона не отрывала от него глаз. Нет… Она не пряталась от него в какой-то своей, истинно женской скорлупе — наоборот, откровенно наблюдала, как пальцы его двигаются по ее телу, и не только наблюдала, но и все это время гладила и ласкала его сама.
А когда Люциус дотронулся до ее живота и, обведя легкую округлость, скользнул чуть ниже, Гермиона, облизнувшись, словно кошка, вдруг приподнялась навстречу и, куснув его за нижнюю губу, скользнула ладошками прямо в пижамные штаны и дерзко сжала ягодицы. Застав его практически врасплох, она толкнула Люциуса на спину и зависла над ним, словно нимфа или наяда, желающая одарить своей любовью простого смертного. И копна каштановых волос спадала сейчас вокруг них темным занавесом.
— Мне кажется, что на тебе до сих пор слишком много надето, Люциус… — низко и гортанно промурлыкала эта молодая женщина и невольно приподняла бровь. Казалось, будто сама она удивлена той чувственной смелостью и страстью, что прозвучали сейчас в тишине спальни.
— Я лишь любовался тобой, — искренне прошептал Малфой, осторожно дотрагиваясь до ее губ кончиками пальцев. — И надо сказать, ты прекрасна…
— Ох же… — Гермина не сдержала игривую улыбку. — Ты так часто говоришь мне об этом, что еще чуть-чуть и я, кажется, поверю…
— Да уж поверь, — глухо пробормотал Малфой, уже притягивая ее к себе и впиваясь поцелуем. И тут же понял, что она, отвечая, судорожно дернула шнуровку пижамных штанов, пытаясь освободить его от них. У нее ничего не получилось. И тогда она, сердитая от разочарования, потянулась за его волшебной палочкой, лежащей на прикроватной тумбочке, чтобы быстро произнести заклинание.
Секунда — и он оказался полностью раздет! Раздет так же, как в тот день, когда появился на этот свет!
— Ну вот… Так-то лучше, — усмехнулась Гермиона, бросая палочку назад. И тут же взвизгнула, перевернутая на спину и прижатая мужским телом к прохладе простыней.
— И куда же делась моя маленькая застенчивая ведьма, стесняюсь спросить? — ухмыляясь одним уголком рта чисто «малфоевской» улыбкой, тихо спросил Люциус. — Кто эта развратная лисичка, соблазняющая меня?
— Не знаю… Я не знаю, что со мной… Когда мы рядом, хочу прикасаться к тебе все время, хочу целовать тебя, дотрагиваться, хочу чувствовать тебя… всего… — Гермиона тихо шептала, снова соблазнительно изгибаясь под ним и наслаждаясь прикосновением тонких светлых волосков на его груди к своим соскам. — Со мной что-то не так, да?