Теорема Столыпина

«Колокол» во многом стал весьма бессистемным собранием негатива и компромата, излагаемого довольно развязным ерническим тоном, в чем легко убедиться, открыв почти любой его номер.

Например, в самом первом была помещена статья «Августейшие путешественники», в которой обсуждались зарубежные вояжи членов императорской семьи, которые, по мнению Герцена, активнее всех воспользовались открытой Александром II возможностью ездить за границу: «Снова на всех дорогах в Европе (кроме английских!) показались великие князья, охотящиеся по немецким невестам, и бывшие немецкие невесты в русском переводе с патрономиальными именами.

Снова вдовствующая императрица дала Европе зрелище истинно азиатского бросанья денег, истинно варварской роскоши. С гордостию могли видеть верноподданные, что каждый переезд августейшей больной и каждый отдых ее — равняется для России неурожаю, разливу рек и двум-трем пожарам…

Александра Феодоровна, воспитанная в благочестивых нравах евангелически-потсдамского абсолютизма и расцветшая в догматах православно-петербургского самовластия, не могла тотчас прийти в себя и найтиться после высочайшей потери.

Ей было больно видеть либеральное направление нового императора, ее смущал злой умысел амнистии, возмутительная мысль об освобождении крестьян» и далее в таком же развязном духе, включая упоминание о России, «так ловко поставленной на мель ее покойником, что без англо-французской помощи его бы никто и не стащил» (имеется в виду, что только поражение в Крымской войне оставляет России шансы на выход из кризиса — М. Д.)

Все это, замечу, Герцен пишет о покойном отце Александра II и его пока живой матери. Опускаю вопрос — а откуда ему известно направление ее мыслей?

А во 2-м номере помещена его статья «Революция в России», которая заканчивается так: «Конечно, нелегко перейти от военного деспотизма и немецкой бюрократии к более простым и народным началам государственного строения… Разумеется, мудрено видеть истину, если одним не позволяют говорить, а другие [за] интересованы, чтоб скрывать.

Государь ничего не видит из-за стропил и лесов канцелярии и бюрократии, из-за пыли, поднимаемой маневрирующими солдатами; и поэтому правительство, вступив в эпоху реформ, идет ощупью, хочет и не хочет, а те, которые могли бы дать совет, те бьются, как рыба об лед, не имея голоса.

Для того, чтоб продолжать петровское дело, надобно государю так же откровенно отречься от петербургского периода, как Петр отрекся от московского. Весь этот искусственный снаряд императорского управления устарел. Имея власть в руках и опираясь, с одной стороны, на народ, с другой — на всех мыслящих и образованных людей в России, нынешнее правительство могло бы сделать чудеса, без малейшей опасности для себя.

Такого положения, как Александр II, не имеет ни один монарх в Европе, — но кому много дается, с того много и спросится!».

Что сказать об этой смеси неспровоцированного панибратства и манер плохого школьного учителя, претендующего, понятно дело, на всезнание и всепонимание?

Как трактовать рекомендацию царю «откровенно отречься от петербургского периода, как Петр отрекся от московского»?

Он должен перенести столицу в Нижний Новгород и там республику объявить и т. д.?

Объем данной книги не позволяет развить эту тему.

Однако тут есть принципиальный момент, который вновь заставляет вспомнить перестройку.

Для каждой новой эпохи довольно естественно самоутверждаться за счет предыдущей.

Множеству людей есть, что сказать плохого о том, что было. Неизвестные тебе разоблачения читаются с интересом, как дополнение того, что ты знаешь сам, и как подтверждение твоей собственной правоты. Популярность «Колокола» выросла на этом.

Однако здесь важна и нужна мера, разумный баланс между критикой и конструктивными предложениями.

Читатели этой книги знают, что в жизни николаевской России негативных фактов было несть числа. И если львиную долю газетной площади занимает подобная информация, разбавленная призывами к лучшему мироустройству в виде немедленного перехода крепостнической России к социализму, трудно считать такое издание серьезным. Теряется смысл.

Какая польза стране от гибрида журналов «Крокодил» и «Коммунист»? Особенно в период, когда она приступает к решению коренных проблем своей истории!

По мнению Чичерина, Герцен находился под сильным влиянием Чернышевского и его петербургской компании, шпиговавших его «всякими ложными известиями, всеми подобранными на улице сплетнями, всеми раздутыми новостями; они раздражали его впечатлительные нервы, и он приходил в негодование, раздражался потоком брани и становился слеп ко всему остальному».

В середине сентября 1858 г. Чичерин приехал в Лондон в надежде, что, апеллируя к мнению его старых московских друзей и показав реальное положение вещей в стране, он сможет убедить Герцена несколько умерить темперамент.