Есть и более сложные случаи, которые можно подразделить на два противоположных типа. Первый – самые тесные сообщества, включающие бесконечно много жизненных отношений, как, например, брак. Всякий брак – не только откровенно неудачный, но и тот, где сложился сносный или, по крайней мере, выносимый modus vivendi6
, в той или иной мере знает трения, внутренние конфликты и внешние ссоры, причем все это органически переплетено с тем, на чем, в конечном счете, держится союз. Эти негативные моменты в принципе нельзя вычленить из единого образования, которое будут рассматривать социологи. Такой брак не перестает быть браком оттого, что в нем идет борьба. Та или иная степень противостояния – один из элементов, из которых складывается определенный характер данной целостности.Второй тип случаев можно наблюдать в структурах, где общественные ступени традиционно разделены четко и чисто. Здесь антагонизм выступает в позитивной и интегрирующей роли. Например, индийская социальная система основана не только на иерархии каст, но и на их взаимном отталкивании. Враждебность не только препятствует постепенному размыванию границ внутри группы (она может даже сознательно культивироваться как гарантия установившегося порядка), но и является прямо социологически продуктивной: благодаря ей классы и личности обретают в отношении друг к другу четкое социальное положение в гораздо большей степени, чем если бы объективные причины вражды существовали, но не получали внешнего выражения.
Общественная жизнь не стала бы богаче и полнее, если бы из нее исчезли все негативные и деструктивные – для индивидуальных отношений – энергии, как капитал стал бы больше, если бы исчезли все пассивы; такое общество настолько же нереально и трудновообразимо, как общество, из которого исчезли все силы притяжения и кооперации, всякая взаимопомощь и гармония интересов.
Это верно не только в общем, применительно, например, к конкуренции, которая, независимо от приносимых ею реальных результатов, как чисто формальное напряжение отношений сплачивает группу и определяет положение и дистанцию ее элементов; это верно и там, где единство покоится на расположении индивидуальных душ. Так, например, оппозиция одного элемента к другому, навязанному ему обществом, не есть чисто негативный социальный фактор. Во многих отношениях она есть единственное средство, позволяющее нам сосуществовать с невыносимыми личностями. Если бы мы не были в силах и вправе хотя бы встать в оппозицию к тирании и самодурству, бестактности и произволу, то мы не вынесли бы никаких отношений с людьми, от характера которых вынуждены страдать подобным образом. Нам пришлось бы каждый раз идти на отчаянный шаг и рвать всякие отношения; но это-то как раз нельзя назвать «борьбой».
Дело не в том, что давление, которому не оказывают противодействия, обычно усиливается, дело в том, что наш протест доставляет нам самим внутреннее удовлетворение и облегчение – как это делают при других психологических обстоятельствах смирение и терпение. Встав в оппозицию, мы чувствуем, что еще не совсем подавлены, мы сознаем свою силу и сохраняем живые взаимоотношения с оппонентом, без этого мы порвали бы с ним всякую связь, чего бы это ни стоило.
Оппозиция не обязательно проявляется вовне; даже когда она остается чисто внутренним протестом и практически никак не выражается, она позволяет сохранить внутреннее равновесие (нередко обоим элементам отношения), успокоиться и убедиться в своей душевной силе; тем самым она спасает отношения, прочность которых часто представляется непостижимой загадкой для окружающих. Здесь оппозиция является полноправным членом отношения; оно существует благодаря ей в такой же мере, как и благодаря другим своим основаниям. Она – не просто средство сохранить отношение, но одна из конкретных функций, в которых всякое отношение заключается.
Там, где имеют место чисто внешние, практически несущественные отношения, такая латентная форма борьбы тоже служит свою службу: отвращение, взаимное чувство отчуждения и враждебности препятствует чрезмерному сближению, которое вылилось бы в открытую ненависть и борьбу. Без этого отталкивания была бы немыслима жизнь в больших городах, где каждый ежедневно вынужден входить в соприкосновение с бесчисленным количеством людей.
Внутренняя организация такого общения представляет собой чрезвычайно сложное многоступенчатое строение из самых разнообразных симпатий, безразличия и антипатий, от мимолетных до длительных и постоянных. При этом сфера равнодушия относительно мала; наша душа активно откликается тем или иным определенным чувством на всякое впечатление, производимое другим человеком. За индифферентность мы часто принимаем впечатления не вполне осознанные или мимолетные и быстро сменяющие друг друга.