Теория адекватности. Поиск оснований. Часть I

Смысл присутствия в присутствии невозможно обнаружить ни в человеке, ни в его мире вокруг, он также отсутствует в других, в поступках, стремлениях, нужном… И если окажется, что вся мимолетность, вся случайность поступков, вся неправильность-правильность действий, все ошибки и не-ошибки – все это происходящее ни к чему не рифмуется, то есть у него нет точки соотнесения, всеобщего знаменателя, СВЯЗИ – тогда наступает катастрофа, жизненная, цивилизационная… или…

И возможно, окажется, что окончательный смысл, определяющий все, обнаруживается только в трансцендентном, в котором все уже заключено до всякой реализации. И с этим сложно согласиться, и без такого понимания можно даже как-то жить, дрейфуя куда-то… Но затем наступит кризис, и окажется, что построено нечто без фундамента, нечто зыбкое. И станет понятным, что любому значительному происходящему необходима особая «точка опоры». И такая «точка» возникает только там, где существует действительная «связь», связь с трансцендентным, и последующее соединение с ним через особое служение. И когда римляне в храме, перед началом любой войны, бросали копье в сторону врага – то это не являлось для них чем-то бесполезным (религиозным фетишем), это был акт действительной связи с тем, от чего они должны были получить сильную адекватность в этом страстном безумии.

И тот, кто утрачивает «связь»53, перестает быть актором, он перестает быть действующим лицом, а становится чем-то другим, какой-то ничтожностью… И дело тут не в слабой «вере в трансцендентное», некая вера возникает после, и действительная вера не является внешним, то есть сначала «устанавливается связь», а после «связь» становится бесконечной опорой, абсолютным фундаментом для происходящего. Но тот, кто живет без трансцендентной опоры, без особой «связанности в служении», слишком слаб, ему некуда идти, он случайность среди случайности, и любой прилив или отлив уничтожит его, и что останется после?

В Афинах во времена Сократа в среде интеллектуалов по-разному игнорировали «связь», пытаясь ограничить происходящее «объяснительной теорией», но в Риме такое «неопределимое» было актуальным до самого его конца, и сложно заподозрить даже знатных римлян в некоем примитивном атеизме, который отрицает тотальную связанность, тотальную сложность, тотальную неопределенность. И те же «ауспиции» вскрывают то, что «связь» в Риме была чем-то особо значительным, нежели упрощенное представление о таком в среде античных греков, которые в результате «просвещения» подвергли себя упрощенной эмансипации.

Любой включенный в действительное бытие – может отрицать такое служение, или – включение себя только в качестве тотальной связанности. Но любое «отрицание связи», в любом случае, вернет любого отрицающего к началу, к тому, что присутствует тотальное включение во все происходящее: и в виде тела, которое будет стареть, болеть и страдать, а затем и погибнет, но и чего-то другого, но чего? И отрицание этого «чего» – это может быть, но отрицание его – это только очередной имманентный ответ, а затем снова ответ…

Все, что происходит вокруг, каждодневное сейчас, каждодневные поступки – это какое-то постоянное присутствие, и оторваться от этого присутствия – это невозможность до тех пор, пока данное присутствие наличествует. Все возрастные изменения, все перипетии происходящего, все жизненные обстоятельства – это все необходимое «включенное в звук» конкретного бытия, поэтому абстрактный включенный всегда включен конкретно, и никак иначе. И тех же императоров эпохи принципата, которые по разным причинам теряли сильное понимание слабости и краткости этого происходящего – ждал быстрый конец… Но происходившее оправлялось далее, указывая всему важному, но «слабому сейчас» – его действительное место в вечности…

И любой уход, любое отрицание с необходимостью всегда возвращается назад к той конкретности, от которой отталкивается это всеобщее мышление. И если включение – это точка выхода трансцендентного в конкретность, то конкретность – это тоже точка входа конкретности в трансцендентное.

И в такой точке входа может обнаруживаться та «связь», которая позволяет не сойти с ума, оставаться нормальным в этом странном происходящем, где любая конкретность – это щепка на поверхности бушующего океана обстоятельств. И в итоге океан все равно победит54, и только «связь» позволяет соглашаться быть щепкой, только «связь» говорит о том, что это происходящее – это не безумие, и в нем присутствует смысл быть щепкой.

И каждый, как думали те же стоики, обречен на автономные поиски «связи», в себе, в своих перипетиях, абстрактностях и конкретностях. И у него нет простой возможности получить «связи» извне, в каком-то готовом виде, и поэтому полученное извне в качестве религии – не станет затем верой…

Действительно-произошедшее в качестве основания и сверхсвязывания