Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

6. Декаданс цивилизации благодаря коммерческому духу, который ведет ее к четвертой фазе[132].

I Происхождение политической экономии и ученого спора о торговле

Тема подлинно достойная эпопеи. Муза, воспой подвиги смелых новаторов, сразивших античную философию. Из мрака небытия внезапно появилась на свет секта: экономисты дерзнули атаковать глубокочтимые догматы Греции и Рима. Подлинные образцы добродетели – киники, стоики и все знаменитые любители бедности и среднего достатка – обанкротились и сложили оружие перед экономистами, которые ратуют за роскошь. Божественный Платон и Сенека низвергнуты с пьедесталов. Черная похлебка жителей Спарты, репа Цинцината и грязная блуза Диогена – весь этот арсенал моралистов утратил свою силу, все расступаются перед бесстыдными новаторами, проповедующими застольные утехи, любовь к роскоши и к презренному металлу – золоту и серебру.

Жан-Жак Руссо и Мабли[133] при всем их мужестве тщетно отстаивали честь Греции и Рима. Напрасно преподносили они народам вечные истины морали: «Бедность есть благо, надо отречься от богатства и без малейшего промедления отдаться философии»[134]. Бесполезные увещевания! Рим и прекрасный античный мир понесли поражение.

Говоря общепонятным языком, Цивилизация сменила фазу: из второй она перекочевала в третью, где коммерческий дух полновластно царит в политике. Эта смена обусловлена развитием искусства мореплавания и колониальной монополией. Философы, всегда лишь post factum втирающиеся в общественное движение, примкнули к взглядам нашего века и стали восхвалять коммерческий дух, видя, что он побеждает; так возникла секта экономистов, а вместе с нею и ученый шор о торговле.

По какому поводу философы одумались после стольких веков и ввязываются ныне в коммерческие дела, презираемые ими в античные времена? На протяжении всей древности торговля была предметом их непрерывного глумления. Для мыслителей купец был почти посмешищем; они вместе с Горацием твердили, что вся наука коммерции сводится к простому расчету: «Сколько будет сто, помноженное на двадцать?»

Однако влияние, приобретенное Тиром и Карфагеном, ясно показывало, что торговая мощь может в один прекрасный день одержать верх над силами земледелия и подчинить себе всю систему управления. Но этого еще не произошло, и, следовательно, это никогда не должно произойти. Как правило, именно так рассуждает философия; она способна лишь задним числом видеть, что происходит в общественном движении; грядущие поколения, несомненно, будут изображать политику цивилизованных с головой затылком наперед, глядящей исключительно назад.

Вплоть до середины XVIII века неточные науки упорно поддерживали вредное, предвзято пренебрежительное отношение к торговле; свидетелем тому – дух, царивший во Франции в 1788 г. Школьник, поссорившись с товарищем в ту пору, говорил: «Ты сын купца», – и не было оскорбления более страшного. Так смотрела на купца провинция; меркантильный дух гнездился в портах и столицах, резиденциях крупных банкиров и крупных мошенников. Лишь в 1789 г. купцы внезапно превратились в своего рода полубогов, и секта ученых открыто стала на их сторону, и принялась их восхвалять как орудие, полезное для осуществления ее намерений.

Итак, в момент возникновения торговли философы ее презирали и игнорировали, они и сейчас столь мало в ней смыслят, что путают коммерсантов с полезной категорией – промышленников. Эти ученые стали оказывать почтение торговле лишь в пору ее полного торжества. Не так ли и откупщиков начинают превозносить, увидав их в коляске, запряженной шестеркой? Тогда ораторы восхваляют их добродетели и стараются присоседиться к их застольным утехам. Именно так было у философии с коммерческим духом; она стала к нему подлаживаться, когда он достиг апогея могущества; до того времени она не удостаивала его своим вниманием. Испания, Португалия, Голландия и Англия в течение долгого времени осуществляли монополию торговли, а философия не думала ни хвалить их, ни порицать. Голландия сумела сколотить огромные богатства, не консультируя экономистов; их секта еще не народилась, когда у голландцев были уже груды золота. В эту эпоху философы по уши сидели в античном мире или ввязывались в религиозные распри.

Наконец, они стали замечать, что новая политика торговли и монополии может послужить темой для толстых книг и обеспечить влияние новой секте; тогда философия разрешилась от бремени сектами экономистов; несмотря на их недавнее происхождение, они добросовестно нагромоздили множество томов и обещают догнать в этом отношении своих предшественников.