Итак, в описаниях, которые предстоят, я лишь бегло коснусь наслаждений, поскольку это необходимо, чтобы понять всю докучливость и смехотворность
Описание охватит два сообщения.
Первое сообщение, посвященное седьмому периоду, будет касаться семейных радостей в этом обществе и надоедливости семьи при
Второе сообщение, посвященное восьмому периоду, охарактеризует великолепие комбинированного строя.
Чтобы не ошеломить читателя и действовать постепенно, я начну с картины седьмого периода, где удовольствия, уже огромные по сравнению с нашими, все же умеренны по сравнению с радостями комбинированного строя, речь о котором будет лишь во втором сообщении. Это первое сообщение не будет носить в себе ничего ошеломительного и, в отличие от второго, не даст повода для упрека в комизме, грандиозности и неосуществимости.
Имеют ли люди основание бросать этому проспекту упрек в оттенке цинизма, свойственном подробностям, имеющим отношение к любви; эта критика справедлива лишь отвлеченно, относительно же она ошибочна, что я и докажу.
В 1807 г. мои познания в теории гармонии простирались лишь на отношения чувственной любви, которые легче распознать и которые были предметом моих первых исследований.
Только с 1817 г. я подошел к теории гармонической любви, которая будет изложена в трактате; по сравнению с ней окажутся школьниками наши сентиментальные чемпионы, наши трубадуры и певцы пастушеских прелестей Линьона[57]
. Они убедятся в том, что представляют собой лишь замаскированных циников; то же можно сказать о наших Памелах[58]Не удивляйтесь же, что в этом проспекте, составленном на восьмом году изобретения, рисуя любовь в гармонии, я имею в виду лишь чувственную сторону, не касаясь других сторон любви.
Новая наука может расти лишь постепенно; в течение долгого времени она носит на себе отпечаток общих настроений. В окружении цивилизованных циников (за немногими исключениями), говоря о любви в гармонии, я должен был вначале останавливаться на чувственных отношениях, которые уже открывают широкий простор для воображения. Затем идет отрасль влюбленности, или сентиментальная, разобраться в которой гораздо труднее; одно не могло идти с другим одновременно, и в 1807 г. мне пришлось коснуться только чувственной стороны любви в гармонии, единственной, завеса над которой в ту пору была приподнята.
Исследование ее других эмоциональных элементов могло начаться лишь после открытий 1814 г.; об этом надо помнить во всех главах проспекта, где речь идет о любви. Я касаюсь там лишь чувственной стороны ее, так как в 1807 г. мои рассуждения не могли идти дальше. Иначе обстоит дело с трактатом 1821 г.
Математика, как любовь, имеет два разветвления – материальное, или геометрию, и духовное, или алгебру. Одна есть тело, другая – душа науки. Во времена Эвклида известна была лишь материальная часть, или геометрия. Были ли виноваты люди в том, что они ничего не говорили об алгебре, в ту пору еще неизвестной? Разумно ли требовать, чтобы дерево давало в один и тот же день и цветок и плод, и можно ли ставить в упрек моей науке последовательное развитие, которое присуще всем человеческим знаниям?