Теория языка. Вводный курс

осмысленной, интерпретации текста.)

Другие случаи проявления данной антиномии — закреп) ленные в языке наивно)понятийные классификации, вроде

того, что паук — насекомое или арахис — орешки (где номи) нативная функция вступает в противоречие с функцией по) 275

знавательной), политические лозунги, которые, возможно, завораживают слушателя своей декларативностью, пафосом, но совсем не обязательно несут новую информацию (тем са) мым магическая функция выступает против коммуникатив) ной), и т.п.

Шестая антиномия: в т о р и ч н о с т ь / а в т о н о м н о с т ь

я з ы к а. Язык по своей природе вторичен, производен от мира

явлений. Это означает не только то, что сама материя язы) ка — звук — позаимствована человеком у природы, но и то, что язык вторичен в плане содержания. Для того чтобы удов) летворять коммуникативные и познавательные потребности

общества, язык должен с максимальной полнотой отражать

объективную действительность. Однако в то же время мы

видим, что внутренняя структура языка чрезвычайно свое) образна, его классификации самобытны (они не повторяют

системы объективной действительности), его грамматичес) кие категории (род, падеж и т.п.) нередко замыкаются на са) мом языке, да и названия вещам язык дает избирательно, в

соответствии с их практической ценностью (см. примеры ла) кун в лексике в разделах 14, 24 и др.). Получается, что язык

не так уж и зависим от мира реалий. Он может даже в чем)то

сам влиять на ход событий, когда, например, явление, воз) никая в человеческом воображении, получает свое название

в языке и лишь затем воплощается в жизнь...

В предыдущих разделах отмечались также многообразные

частные языковые парадоксы. Указывалось, например, что

в сознании носителя языка слово может быть — в одно и то

же время — мотивировано и немотивировано, а его морфем) ная структура нередко допускает двоякое (или троякое и т.д.) членение. Далее, семантико)синтаксические категории типа

«субъект» или «объект» тоже оказываются нечеткими, раз) мытыми. Действительно, язык имеет право на свое видение

мира, на свои «причуды» и «капризы», и никакими логичес) кими доводами этого не объяснить. Рассмотрим это еще на

одном примере.

В разных языках имеются имена существительные, вы) ступающие только в форме множественного числа, так назы) 276

ваемые pluralia tantum (лат. ‘только множественные’). К ним

относятся в первую очередь обозначения предметов, состоя) щих объективно из двух или большего количества составных

частей, ср. рус. сани, брюки, ножницы, каракули, помои, хло"

поты... Действительно, предмет здесь представлен как бы

изначально р а с ч л е н е н н ы м, множественным в своей при) роде. Но самое удивительное в том, что другие языки, можно

сказать, в упор не замечают этой расчлененности. Так, по) болгарски сани, брюки, ножницы называются шейнa´ , панта"

ло´ н, нo´ жица: там это один, обычный, нерасчлененный пред) мет, существительное стоит в единственном числе и лишь при

необходимости (если будет идти речь о нескольких таких

предметах) получит число множественное. Точно так же в

белорусском языке подчеркивается расчлененность таких

реалий, как решетка (по)белорусски крa´ ты), лестница (по) белорусски усхo´ ды), кладбище (по)белорусски мo´ гiлкi)...

А польский язык замечает, что скрипка состоит из многих

частей; там этот предмет называется skrzypce ( скшыпце) —

это существительное плюралиа тантум, такое же, как, ска) жем, в русском языке гусли. Теоретически можно понять: ре) шетка — это много прутьев, лестница — много ступеней, скрипка — много струн... Но это, так сказать, объяснение

задним числом, подгонка под готовый ответ. В реальном же

русскоязычном сознании скрипка — не более расчлененный

объект, чем барабан или флейта. Вот гусли, те — да... Полу) чается, что каждый язык сам решает, что ему у в и д е т ь рас) члененным, а что — целостным, монолитным. И все это

означает: у языка — свой мир.

Своеобразие языка проявляется не только в лексических

класси фикациях, грамматических категориях, синтаксичес) ких моделях)образцах и т.п., но также в особенностях пост) роения диалога, создания целого текста. Тут мы сталкива) емся с седьмой антиномией: г о в о р я щ и й / с л у ш а ю щ и й.

Это значит, что в действие вступают такие факторы, как лич) ность отправителя и личность получателя текста, обстанов) ка общения (контекст), цели коммуникации, правила этике) та, даже отводимое на разговор время и т.д. Но совокупное

277

действие всех этих факторов приводит к новым противоре) чиям и новым парадоксам. Текст приобретает дополнитель) ную степень сложности.

Дело в том, что говорящий и слушающий — два участни) ка речевого акта, звенья одной цепи. В чем)то они единомыш) ленники: в нормальном случае — в стремлении понять друг