Так, в ситуации, в которой русский скажет просто
о ступне. Аналогичное различие — das Bein и der FuЯ — пред) ставлено в немецком языке. Далее, мы скажем по)русски
или пальце на руке. А для англичанина или немца это р а з ) н ы е пальцы, и для каждого из них есть свое наименование.
Палец на ноге называется по)английски
этом, впрочем, большой палец имеет свое особое наименова) ние
руках и на ногах? Нам, славянам, кажется, что общего все) таки больше...
Зато в русском различаются синий и голубой цвета, а для
немца или англичанина это различие выглядит столь же не) существенным, второстепенным, как для нас, скажем, раз) личие между красным и бордовым цветом:
и
раздел 3). И бессмысленно ставить вопрос: а какой язык бли) же к истине, к реальному положению вещей? Каждый язык
прав, ибо имеет право на свое «видение мира».
Даже языки очень близкие, состоящие в тесном родстве, то и дело обнаруживают свою «самостийность». К примеру, русский и белорусский очень сходны между собой, это кров) ные братья. Однако в белорусском нет точных соответствий
русским словам
74
‘любитель’, а это не совсем
одно и то же)... Зато с белорус)
ского на русский трудно пере)
вести
ний’, и ‘настоящий’, и ‘друже)
любный’) или
‘успех’? ‘результат’? ‘резуль)
тативность’?)... И таких слов
набирается немало.
Очевидно, что язык оказы)
вается для человека готовым
классификатором объектив)
ной действительности: он как
бы прокладывает рельсы, по
которым движется поезд чело)
веческого знания. Но вместе с
тем язык навязывает свою си)
стему классификации всем
Э. Сепир
участникам данной конвен)
ции — с этим тоже трудно спорить. По выражению амери) канского лингвиста Эдварда Сепира, «слова не только клю) чи, они могут стать и оковами». Если бы нам с малых лет твер) дили, что палец на руке — это одно, а палец на ноге — совсем
другое, то к зрелому возрасту мы, наверное, были бы уже убеж) дены в справедливости именно такого членения действитель) ности. И добро бы речь шла только о пальцах или там о ко) нечностях, — мы соглашаемся «не глядя» и с иными, более
важными пунктами «конвенции», которую подписываем.
В конце 60)х годов на одном из островов Филиппинского
архипелага (в Тихом океане) было обнаружено племя, жив) шее в условиях каменного века и в полной изоляции от ос) тального мира. Представители этого племени (они называли
себя
вплотную занялись описанием мира тасадаев, их поразила
одна особенность: в языке племени вообще не было слов типа
«война», «враг», «ненавидеть»... Тасадаи, по выражению
75
одного из журналистов, «научились жить в гармонии и со) гласии не только с природой, но и между собой». Конечно, мож) но объяснить этот факт так: исконное дружелюбие и доброже) лательность данного племени нашли свое естественное отраже) ние в языке. Но ведь и язык не стоял в стороне от общественной
жизни, он накладывал свой отпечаток на формирование мораль) ных норм данного сообщества: откуда было узнать новоиспечен) ному тасадаю о войнах и убийствах? Мы же, с нашими язы) ками, подписали иную информационную «конвенцию»...
Итак, язык воспитывает человека, формирует его внут) ренний мир — в этом суть познавательной функции языка.
Причем проявляться данная функция может в самых что ни
на есть неожиданных конкретных ситуациях. Американский
лингвист Бенжамен Ли Уорф, ученик и коллега Э. Сепира, приводил примеры из своей практики (он работал когда)то
инженером по технике противопожарной безопасности). На
складе, где хранятся бензиновые цистерны, люди ведут себя
осторожно: не разводят огня, не щелкают зажигалками...
Однако те же самые люди ведут себя по)другому на складе, о
котором известно, что здесь хранятся пустые (по)английски
цистерны из)под бензина намного взрывоопаснее, чем пол) ные: в них остаются пары бензина. Почему же люди ведут