Теория языка. Вводный курс

за развитием средств (орудий) письма. История слов перо, ручка, авторучка, карандаш и т.п. отражает развитие фраг) мента человеческой культуры, формирования соответствую) щих понятий в сознании носителя русского языка. Помню, как в 60)е годы в СССР появились первые фломастеры. Тогда

они были еще редкостью, их привозили из)за границы, и воз) можности их использования были еще не вполне ясны. По) степенно эти предметы стали обобщаться в особое понятие, но еще долго не имели четкого наименования. (Бытовали на) звания «плакар», «волокнистый карандаш», да и в написа) нии наблюдались варианты: фломастер или фламастер?) Сегодня фломастер — уже «отстоявшееся» понятие, прочно

закрепившееся в соответствующем названии. Но вот уже со) всем недавно, в конце 80)х, появились новые, несколько от) личные орудия письма. Это, в частности, автоматический

карандаш со сверхтонким (0,5 мм) грифелем, выдвигающим) ся щелчками на определенную длину, затем шариковая руч) ка (опять)таки со сверхтонким наконечником), пишущая не

пастой, а чернилами или цветным гелем, и т.п. Как они на) зываются? Да пока что — в русском языке — никак. Их мож) но охарактеризовать только описательно: приблизительно

так, как это сделано в данном тексте. Они еще не вошли ши) роко в быт, не стали фактом массового сознания, а значит, можно пока еще обойтись без специального наименования.

Отношение человека к названию вообще непросто. С од) ной стороны, со временем название привязывается, «прики) пает» к своему предмету, и в голове у носителя языка возни) кает иллюзия исконности, «природности» наименования.

Имя становится представителем, даже заместителем предме) та. (Еще древние люди верили, что имя человека внутренне

связано с ним самим, составляет его часть. Если, скажем, нанести вред имени, то пострадает сам человек. Отсюда про) 81

истекал запрет, так называемое табy´, на употребление имен

близких родственников или вождя племени.)

С другой стороны, участие имени в процессе познания

порождает иллюзию: «если знаешь название — знаешь и

предмет». Допустим, мне знакомо слово суккулент — сле) довательно, я знаю, что это такое. Или я слышал где)то слово

инкунабула — стало быть, мне знаком и сам предмет. Об этой

своеобразной магии термина хорошо писал Ж. Вандриес:

«Знать имена вещей — значит иметь над ними власть... Знать

название болезни — это уже наполовину вылечить ее. Нам

не следует смеяться над этой первобытной верой. Она живет

еще в наше время, раз мы придаем значение форме диагноза.

«У меня очень голова болит, доктор». — «Это цефалалгия».

«У меня плохо работает желудок». — «Это диспепсия». Этот

мольеровский диалог повторяется каждый день в приемных

врачей... Но ведь врач ограничивается, в сущности, тем, что

подставляет таинственное слово на место обычного слова, понятного для всех больных. А больные чувствуют себя уже

лучше только оттого, что представитель науки знает назва) ние их тайного врага». («Язык. Лингвистическое введение в

историю».)

Действительно, нередко в научных дискуссиях споры по

существу предмета подменяются войной названий, противо) борством терминологий. Диалог идет по принципу: скажи

мне, какие термины ты употребляешь, и я скажу тебе, к ка) кой школе (научному направлению) ты принадлежишь...

Вообще вера в существование единственно правильного

наименования распространена шире, чем мы это себе пред) ставляем. Вот как сказал поэт:

Когда мы уточним язык

И камень назовем как надо,

Он сам расскажет, как возник,

В чем цель его и где награда.

Когда звезде подыщем мы

Ее единственное имя —

Она, с планетами своими,

Шагнет из немоты и тьмы...

А. Аронов

82

Не правда ли, это напоминает слова старого чудака из

анекдота: «Я все могу себе представить, все могу понять.

Я даже понимаю, как люди открыли такие далекие от нас пла) неты. Я одного только не могу взять в толк: откуда они узна) ли их имена?»

Конечно, не стоит переоценивать силу имени, и тем более

нельзя ставить знак равенства между вещью и ее названи) ем. Так можно прийти к выводу, что все наши беды происте) кают от неправильных наименований и стоит лишь поменять

имена, как все тут же поправится. Такое заблуждение, увы, достаточно распространено. Стремление к повальному пере) именованию особенно заметно в периоды социальных потря) сений. Переименовываются города и улицы, месяцы кален) даря, вместо одних воинских званий вводятся другие, милиция становится полицией (или, в других странах, на) оборот!), техникумы и институты в мгновение ока перекре) щиваются в колледжи и академии... Такова вера человека в

название!

15. Регулятивная функция